Джованни Кавара сунул в рот кусок хлеба и сказал, пережевывая:

– Я ничего не имею лично против вас, синьор, но я хотел бы, чтобы бандиты оставили вас у себя.

– Почему?

– Потому что вы приносите несчастье в нашу деревню.

– Речь идет о древнем этрусском городе, не так ли? Вы знаете об этом больше, чем нам рассказали, синьор Кавара. – С моей стороны эта фраза прозвучала скорее как утверждение, нежели вопрос. Другой причины в том, что земляки Кавары куда-то исчезли, я не видел.

Кавара перестал жевать и повернулся на запад, туда, где находились остатки этрусского поселения. После паузы он серьезно произнес:

– Кто потревожит сон ангелов, обречет себя на погибель.

– Что вы хотите этим сказать?

– Оставьте ангелов в покое, тогда ангелы оставят в покое людей!

– Какие ангелы?

– Крылатые существа.

Постепенно я начал кое-что понимать. Я подумал об этрусских произведениях искусства, на которых часто встречались изображения существ, подобных ангелам. Но такие изображения возникали еще до того, как на эту землю распространилось христианство. Жители деревни когда-то натолкнулись на остатки керамики, и с тех пор засыпанный город для них – святыня, убежище ангелов, которое нельзя тревожить.

– Это не ангелы, – попытался объяснить я. – Изображения этрусков лишь случайно напоминают тех существ, о которых говорит Церковь.

– Да что вы об этом знаете, – проворчал Кавара и снова вернулся к своей работе. Не оборачиваясь к нам, он сказал: – Уходите, бегите из этих гор как можно скорее! Или нас всех постигнет несчастье.

– Мы уйдем лишь тогда, когда закончим нашу работу. Если нам никто не поможет, это затянется надолго.

– Никто из Борго-Сан-Пьетро не будет вам помогать!

Разочарованные ответом, мы отправились в обратный путь к лагерю, и я сказал Риккардо:

– Видимо, нам придется здесь пробыть намного дольше.

Он покачал головой.

– Нет, нам нужна помощь.

– Но кто поможет нам?

– Жители других деревень, для которых хорошее жалованье значит больше, чем засыпанный город. С вашего позволения, синьор, я еще сегодня отправлюсь в путь, чтобы нанять новых рабочих. Вам только придется дать мне немного денег, чтобы я мог заинтересовать людей. А вы должны пообещать мне, что будете хорошо приглядывать за Марией.

Я обещал ему это с радостью, но не догадывался, что вскоре мне придется нарушить свое слово.

На второй день после отъезда Риккардо нас постигла беда, которую можно сравнить разве что с грозой, разразившейся посреди ясного неба и извергающей из своего свинцового чрева смертоносные молнии. Я вместе с солдатами спускался в подземный ход, как вдруг услышал громкие крики и треск выстрелов. Шум доносился со стороны лагеря, где остался капитан Ленуа и вторая половина солдат. Но самое главное – там была Мария, которая занималась приготовлением обеда.

Словно парализованные, мы прекратили работу и прислушались. Я вылез наружу первым и приказал солдатам следовать за мной.

– Но мы ведь оставили наши мушкеты в лагере, – ответил один сержант. – У нас здесь только лопаты.

– Ну и что? – бросил я в ответ и пустился бежать, не заботясь больше о сержанте и его товарищах. Страх за Марию гнал меня вперед. Когда я услышал шорох в кустах за своей спиной, то понял, что солдаты следуют за мной.

Вскоре перед нами появились палатки и укрытия лагеря. На земле лежали неподвижные тела, все это были люди капитана Ленуа. Какие-то мужчины в гражданской одежде подняли на нас свои мушкеты. Я мгновенно упал на траву и прикрыл голову руками. За треском выстрелов раздались стоны и крики раненых. Я услышал, как позади меня на землю падают французы, – без оружия у них не было ни единого шанса.

Прогремел еще один залп, и я увидел, как ко мне приближаются чьи-то грязные сапоги. Я понял, что незнакомцы убивают всех солдат, в которых еще теплилась жизнь. В следующее мгновение в мой затылок уперлось дуло мушкета. Я поднял глаза на худощавого мужчину, который безжалостно смотрел на меня.

– Этого не убивай! – послышался чей-то хриплый голос На нем нет униформы. Это, наверное, археолог.

Дуло мушкета отвернулось от меня, и человек с тощим ли цом сказал:

– Слушаюсь, герр майор.

Мне стало понятно, что оба человека говорят по-немецки На таком немецком диалекте говорили в Южной Германии или в Австрии.

– Приведите этого человека в лагерь! – приказал майор.

Двое мужчин подняли меня на ноги. Среди незнакомцев я, к своему удивлению, обнаружил Риккардо. Он сидел на корточках возле лагерного костра и держал за руки Марию. По его лицу текли слезы. Глаза Марии были закрыты, а на ее платье расползалось красное пятно крови: девушку ранили в грудь. Увидев меня, Риккардо дрожащим голосом сказал:

– Мария… она была права насчет вестника несчастья…

– Она… – Я запнулся, не в силах произнести ни слова.

– Мертва, – прошептал Риккардо и горько повторил: – Мертва.

Одетый в гражданское майор подошел к нам. Это был рослый, крепкий мужчина, на левой щеке которого красовался багровый шрам.

– С девчонкой произошел несчастный случай, – сказал он по-итальянски. – Попала шальная пуля. Мне очень жаль, синьор Бальданелло.

Не веря своим глазам, я смотрел то на майора, то на Риккардо. Постепенно я осознал, как получилось, что Риккардо вернулся именно в это время, К тому же у меня накопились другие вопросы, как то: почему напавшие оставили его невредимым? почему офицер обращался к нему с таким уважением, а не как с пленным? Я глубоко скорбел о Марии, но в душе осталось место и для нарастающего возмущения.

– Ты привел этих людей, Риккардо?!

– Да, – тихо ответил он. – Это было мое задание.

– Кто тебе его поручил?

– Как кто? Австрийцы, конечно.

Майор вытянулся передо мной по стойке «смирно». В своей разбойничье-гражданской одежде он выглядел скорее странно, нежели подтянуто.

– Майор фон Роттек, гренадер его величества кайзера, – сказал он по-немецки.

Я ничего не ответил. Стоя посреди трупов и глядя на безжизненное тело Марии на руках у Риккардо, я не испытывал никакого желания заниматься пустой вежливой болтовней. Я лишь бегло взглянул на майора, потом снова на Марию, не в силах поверить, что жизнь ушла из нее. И вдруг мне показалось, что ее ноздри еле заметно шевелятся, что веки будто подрагивают. Я потер ладонью глаза, которые пытались сыграть со мной такую злую шутку. Но я вновь заметил слабое подрагивание крыльев носа и век. Я быстро вытянул руку и задержал ладонь совсем близко от ее лица. Я почувствовал дыхание девушки, совсем слабое, но регулярное.