– Какой ужас! – выдохнула я.

Голова болела все сильнее и сильнее.

– Решила дать тебе урок истории.

– Значит, из-за твоего предка, который столкнул предка Калеба со скалы, я должна пожалеть тебя и Маркуса?!

– Нет, ты должна понять, почему мы ненавидим Джейкобсонов!

– Все равно не понимаю! Ведь это случилось так давно. Те трое идиотов не имеют к нам никакого отношения.

– Еще как имеют! Девушка-то запечатлелась с Джейкобсоном. Хотя она использовала их обоих, но Джейкобсонам повезло – как всегда! Он получил девушку, а Уотсон навеки остался один. Он в нашем клане первый, кто так и не запечатлелся!

– Наверно, это ему в наказание, – произнесла я первое, что пришло в голову. Может, мне сыворотку правды ввели?

– Возможно. Я вовсе его не оправдываю. Я все к тому, что Джейкобсоны выиграли дважды. Во-первых, их парень получил девушку, которая нравилась обоим. Во-вторых, соперник на всю жизнь остался без пары. Двойной удар! Вдобавок у Джейкобсонов всегда лучшие способности!

– Что умеют твои родители?

– Мама – эмпат. Она чувствует эмоции и чувства других, что в клане жестоких злодеев никакой пользы не приносит. Папа – синоптик, предсказывает погоду, тоже совершенно бесполезный Дар.

– Сурово.

– Вот и они так думают. Родители ненавидят свои способности! Джейкобсоны умеют передвигать металлические предметы, копаться в чужих мыслях. А наши способности – никудышные, и так продолжается уже давно. Дядя с Маркусом уверены, что ты поможешь им в решении проблемы.

– Как?

– Не знаю. Для начала они проверят, сколько ты сможешь обходиться без Калеба. Если выживешь, в чем я лично не уверена, то дядя запланировал серию опытов.

– Что за опыты? – ахнула я.

– Анализ крови и все такое. Дядя считает, что ты появилась не случайно! Он очень хочет докопаться до сути. Мэгги, ты ведь знаменитость! О тебе с Калебом говорят во всех кланах, от Лондона до Америки.

– Почему?

– Во-первых, вы слишком молоды, во-вторых, запечатления давно прекратились во всех кланах. Наверняка тебе все это объясняли.

– Ну да. Решила проверить, правду ты говоришь или нет.

Марла снова рассмеялась.

– Не будь ты врагом, мы бы подружились. Извини, мне пора. Вот тебе одежда. Привязывать тебя больше не будут, но продолжат накачивать препаратами, поэтому не вздумай выкинуть какую-нибудь штуку. За тобой постоянно присматривают. Поесть дадут. Я принесла пару журналов, они на тумбочке. Туалет в углу. Впрочем, скоро тебе станет так больно, что забудешь обо всем.

В углу стоял унитаз. Ни стен вокруг, ни раковины. Отлично…

Марла собралась уходить. Я запаниковала – однако мое тело никак не отреагировало. Я принялась ее умолять:

– Помоги мне! Я ни в чем не виновата, запечатление нельзя контролировать! Ваша вражда меня не касается! Я люблю Калеба. Мне больно! Прошу тебя, помоги! Я не могу тут больше находиться!

– Ничего не поделаешь, – ответила она без тени сочувствия.

Я упала на койку. Затхлая грязная комната была похожа на настоящую тюремную камеру: заняться абсолютно нечем, только сиди и жди, изнывая от боли. Интересно, вдруг выйдет как у наркоманов? У них ломка длится несколько дней, потом все приходит в норму, и наркотик больше не нужен. Сомневаюсь, что со мной так случится, но ведь клан Уотсонов наверняка преследует какую-то цель. Неужели нас с Калебом решили разлучить физически для того, чтобы понаблюдать за нашим медленным умиранием? Вполне возможно, что так оно и есть. Какой жестокий эксперимент!

«Калеб! Калеб, ты слышишь? Умоляю, услышь меня!»

Я повторяла его имя и безуспешно ждала ответа, пытаясь вложить в свои призывы тоску и даже боль – все что угодно, лишь бы достучаться до Калеба!

Все напрасно.

Вдруг откуда-то издалека донесся слабый прерывающийся голос, будто через коротковолновый радиопередатчик.

«Мэгги? Ты… меня?»

«Калеб! Как ты?»

«Я… Что с тобой… иначе я… Ох, Мэгги! Лишь бы все было хорошо! Скажи… где ты?»

«Не знаю! Похоже на камеру или подвал. Меня похитили Уотсоны!»

«Прости меня… Детка, п… прости меня! Я тебя… спасу, обещаю! Я тебя найду! Что случилось? Твое сердце бьет…»

«Меня накачали лекарствами, чтобы ты меня не нашел. Нас разлучили, чтобы мы не обрели своих способностей. Уотсоны пытаются понять, как произошло наше запечатление. Калеб…»

Я закашлялась. Ни к чему говорить Калебу, как мне страшно. Ему и так плохо, а станет еще хуже.

«Я знаю. Я все знаю… Я… я приду за тобой! Только…»

«Как папа? А Бекки?»

«Тебя нет уже полтора дня, – неуверенно сообщил Калеб. – Мне пришлось… отцу. Позвонил… копам. Тебя ищут… найти тебя. Но у них не выйдет. Есть… похуже. Я… за твоим отцом. С ним все в порядке. Как ты, Мэгги?»

«В норме. Только очень больно».

«Мне тоже! Прости, детка…»

«Ты не виноват!»

«Они… подстроили. Следили… выкрасть тебя».

«Знаю».

«Не пропадай! Останься со мной!»

Я почувствовала, что связь исчезает. Перед глазами все поплыло, навалилась усталость.

«Прости! Меня чем-то накачали. В сон клонит».

«Я найду тебя… Обещаю! Люблю тебя, Мэгги… Я знаю, что тебе страшно, но ты не бойся! Люблю тебя!»

«И я тебя люблю! Прости, что не сказала раньше».

«И ты меня прости!»

Калеб исчез. Жуткую боль не уменьшило даже признание в любви. Пока мы разговаривали, мне стало чуточку легче, однако едва связь прервалась, меня будто ледяной водой окатили! Вдали от Калеба было ужасно холодно и больно. Я верила, что он и за моим отцом присмотрит, и никогда не перестанет меня искать, хотя бесплодные поиски и жизнь в муках казались гораздо хуже смерти.

* * *

Чуть позже я проснулась с невыносимой головной болью. Меня тошнило, по спине и ногам бежали судороги, от которых сводило пальцы. Я свесилась с койки, но желудок был пуст – мне не давали ни еды, ни питья. Я откинулась на подушки и попыталась перевести дух.

Господи, и как бабушка Калеба это выдержала?

А сегодня всего лишь второй день… Тело сотрясали судороги, совладать с которыми я не могла. Скрипнула дверь.

– Еще не сдохла? – с ухмылкой спросил Маркус.

– Пошел вон! – велел его дядя, который сидел в углу на стуле и наблюдал за мной.

Парень хлопнул дверью, оставив нас наедине.

– В следующий раз, когда останешься одна, не забудь одеться. Марла тебе вещи принесла.

Я опустила глаза и увидела свои босые ноги, запутавшиеся в простыне. Я быстро их поджала и бросила на него яростный взгляд, но в своем жалком состоянии вряд ли напугала моего мучителя. Он был красив, и это особенно раздражало. Глаза и волосы темные, на вид лет сорок пять. Будь он персонажем из «Гарри Поттера», наверняка преподавал бы в Слизерине.