class="p1">Никита забыл про то, что видел в поезде, или сделал вид, что забыл. А вот его мать помнила. Помнила, как Агата всю ночь спала в объятиях Данила. И помнила, как её сын не пришёл ночевать в купе. Её глаза горели огнём. Агата читала в них слово «падшая».

Когда тягостное чаепитие наконец закончилось, Виктория Александровна встала из-за стола и аккуратно поставила свою чашку в раковину.

– Я помогу. – Агата тоже вскочила с места.

– Не надо. Вы идите в комнату, а я тут всё сама уберу.

– Ничего-ничего.

Агата не послушалась, и чашка Никиты, выскользнув из её ладоней, с треском ударилось об пол. Тонкие куски фарфора рассыпались по всему линолеуму.

Виктория Александровна вздохнула так, словно у неё перебили всю имеющуюся в доме посуду. Никита, пытаясь сгладить ситуацию, побежал в ванную за веником и совком.

– Зачем ты это делаешь, Агата? Для чего?Виктория Алесандровна привалилась спиной к батарее. Вид у неё был, как у революционера, готовщегося к восстанию. От всего происходящего Агате захотелось забиться в угол, а лучше превратиться в мотылька и улететь отсюда куда-нибудь в лето.

– Я всего лишь хотела помочь. Правда. У меня и в мыслях не было её разбивать. Завтра же я куплю Вам такую же.

– Да не о чашке я, будь она неладна! – Виктория Алесандровна потёрла правый висок и со злобой зыркнула на Агату. – Зачем ты играешь с Никитой? Ты ведь ни капли его не любишь!

Ответа на этот вопрос у Наумовой младшей не было.____________________________________

* Никита - (от греческого) победитель

Глава 41

– Тебя чем-то обидела моя мать?

Они шли по заснеженной улице. С того злополучного ужина у Сухановых прошёл месяц, но Агата по-прежнему вздрагивала, если Никита предлагал ей зайти к нему домой.

На улице шёл мокрый снег. Небо заволокло густыми чёрными тучами, и жёлтый обруч луны был практически незаметен. Агата отрицательно покачала головой и посильнее сжала руку Никиты. Его мать её не обидела. Его мать сказала ей правду. Неприятную правду. Услышать эту правду ещё раз она не хотела.

Свернув между домами, они вышли на широкую аллею. Когда-то Наумова младшая любила гулять по этой аллее. Давно. Ещё до эпидемии. По обеим её сторонам располагалась череда магазинчиков и маленьких кафешек, на многих из которых сейчас висела тоскливая табличка «закрыто».

– После пандемии многие разорились, заметил? Не выдержали кризиса. Мамин центр чудом уцелел. Но количество учеников уменьшилось в разы. Кругом цены растут как на дрожжах, а она не повышает – боится. Боится, что к ней никто не придёт.

Никита пожал плечами и, обернувшись, преградил Агате дорогу.

– Ты не замёрзла?

– Немного.

Мокрый снег раздражал, и она опять, как назло, забыла где-то перчатки. Никита снял с себя варежки и натянул на её озябшие ладони. Улыбнувшись, Агата уткнулась ему в плечо. В минуты такой безграничной нежности она думала о том, что совершенно его не заслуживает.

– Я знаю одно место, которое в ближайшую неделю точно не закроется. Сходим туда сегодня?

Сегодня был день Влюблённых. И у Агаты то и дело возникало чувство, что с разных частей её тела срезают кусочки живой плоти. Вокруг все целовались, признавались в любви и обменивались проклятыми валентинками. По иронии судьбы у Никиты сегодня был ещё и день рождения. Агата отделалась от него дорогими фирменными наушниками. Он подарил ей три белых розы. Розы, которые сейчас лежали на столе в прихожей, и Агата надеялась, что мать догадается поставить их в воду.

– Давай сходим.

На самом деле ей хотелось вернуться домой. Хотелось накрыться с головой одеялом и больше никого в этой жизни не видеть, но Никита упорно тащил её вперёд. Под ногами хрустел снег, было темно и скользко, и Агата боялась отпустить его руку. Боялась остаться одной и увидеть в глазах матери хорошо знакомое неодобрение.

Никита привёл её в странное место. Странное, но живописное. Это был крохотный ресторанчик, спрятавшийся среди домов и деревьев. Вполне симпатичный. Элегантный, но без излишеств. В чёрно-белых тонах, с небольшим количеством столиков и полукруглой сценой.

– По выходным здесь играет живая музыка. Вчера приходил саксофонист.

– Жалко, что мы вчера сюда не зашли. Я люблю живую музыку и давно хотела послушать саксофон.

– А сегодня конкурс бального танца.

Расстегнув пальто до половины, Агата резко повернула голову.

– А почему ты раньше не сказал мне об этом?

– А ты бы согласилась прийти, если бы знала заранее?

Сказать слово «нет» ей не позволила совесть, и Агата отвела взгляд, пытаясь всеми силами сдержать рвущееся из груди недовольство. Не мытьём, так катаньем, а своего Никита добился. Или почти добился.

– Мы не можем в таком участвовать. Это любительские соревнования, а ты уже получил «А» класс. Ты – профессиональный спортсмен.

– Ну и ладно, – он миролюбиво улыбнулся. – Я пришел сюда не за бутылкой шампанского, – и протянул ей руку. – Потанцуем? Как раньше.

– Мы даже не тренировались. Я ничего не помню.

– Не верю, что ты не помнишь венский вальс. – Он чуть склонился и зашептал ей в самое ухо: – Просто доверься мне, и всё получится. Мы выступаем третьи. – И, оглянувшись, Агата увидела нескольких женщин в длинных вечерних платьях.

Конкурс открывало танго. Горячее. Аргентинское. Агата смотрела на сцену, разинув рот. Выступающим было слегка за тридцать, но выглядели они эффектно. Серьёзных ошибок не делали и, похоже, сильно друг друга любили. Жёлтое платье партнёрши развевалось, как цветы золотого шара на ветру. Мужчина был во фраке. Агата и представить не могла, как соскучилась по всей этой красоте. Соскучилась по музыке. Соскучилась по изящности жестов и по выверенным движениям. Её сердце то неслось вперёд галопом, то замирало и билось едва-едва, угрожая остановиться. Агата боялась признаться, но она хотела на сцену. Она до дрожи в коленях мечтала вновь окунуться в танец.

Вторым стал фокстрот, но большой шумихи он не произвёл. Пара была слабой, старой и неинтересной. Их наградили жидкими аплодисментами и поскорее удалили со сцены. По ступенькам Никита и Агата поднимались, держась за руки. Для венского вальса он одет