– Нет. Не хотел тебя пугать, но оставаться на открытой местности нам крайне опасно. Ведь мы как на ладони. Тут и снайпером не надо быть, чтобы нас из любой точки пулей добить, раз бомбой не получилось.

Виктор предельно бережно усадил меня на заднее сиденье, сам устроился рядом, а Костян ударил по газам. В салоне авто я подумала, что у нас с Виктором получилось, как в сказке, – битый небитого на себе нес.

– Да ты же раненый, из плеча кровь хлещет, – всполошилась я и в принудительном порядке стала стягивать с Аблова легкий серый пиджак.

Нифигасе – от вида рваной раны и потоков крови у меня поехала голова, но, взяв волю в кулак, я потребовала у Костяна аптечку, на что он заявил, что у него в авто ее попросту нет.

Пока я с помощью раскладного ножа кромсала на ленты рубашку Аблова, чтобы использовать ее как бинты, мужчины оживленно обсуждали тему, кому понадобился взрыв. Естественно, первым в списке подозреваемых стоял мой бывший муж. Но после звонка людям, которые занимались тем, что следили за ним, эту версию отмели. Выяснилось, что мой благоверный не покидал пределов курортного городка и до сих пор скрывался в съемной квартире, а значит, был приблизительно в двух тысячах километрах отсюда, когда машина Виктора загорелась, и физически не мог подложить бомбу.

От осознания того, что меня пытался убить не Стас, а совершенно чужой человек, на душе потеплело. Все-таки мы хоть с бывшим мужем и жили во лжи, но жили ведь дружно, даже, можно сказать, счастливо. Как-то неприятно думать, что когда-то Стас мне во время болезни куриные супчики варил, а сейчас желает видеть в гробу.

Пока я забинтовывала Аблову руку, он не отнимал телефона от уха – то он кому-то звонил по поводу взрыва, то ему.

– Вы идиоты! – в очередной раз приняв вызов по мобильному, взревел Виктор в трубку на весь салон, у меня аж уши заложило. – И вы еще после этого смеете себя называть профессионалами? Да вам даже заброшенные склады нельзя доверить охранять.

– Виктор Романович, что случилось? – обеспокоился Костян.

– Эти суки, которые якобы за Стасом следили, после того как я им позвонил, решили подобраться к нему ближе, чтобы на все сто процентов быть уверенными, что он на месте. И знаешь, что выяснили эти уроды?

– Что? – вместо Кости пискляво протянула я.

– Стас давным-давно от них смылся, подсунул им своего двойника. Хорошо ему заплатил, дал свои шмотки, обувь, велел сидеть в квартире, ходить только до магазина, в общем – вести себя так, как будто он и есть Стас.

– Вот же… – далее Константин непечатными выражениями выразил свое мнение по поводу людей, которые стерегли моего бывшего, ну и, конечно же, непосредственно прошелся по нему самому.

Изображая медсестру, я слушала, как мужчины вновь вернулись к изначальному варианту, что бомбу подложил в авто все-таки Стас, потому что на дворе не девяностые и вряд ли подрыв связан с бизнесом Аблова. Все вроде сходилось, больше наша с Виктором смерть никому не была нужна, но я почему-то сомневалась.

Стас меня любил – это точно, и мне кажется, перед тем как подкладывать бомбу, он бы сначала связался со мной и узнал, не передумала ли я жить с ним порознь. Ведь времени прошло достаточно, я могла остыть, заскучать… Конечно же, размышления оставила при себе, ведь от любви до ненависти один шаг, а еще я отлично осознавала, как глупо оправдывать мужа, который несколько лет подряд за моей спиной промышлял похищениями людей.

Нас с Виктором подлатали в частной клинике, причем без лишних вопросов и оформления документов. У меня, кроме ушибов, вообще ничего серьезного не нашли, а вот Аблову велели следить за рукой и регулярно показываться врачу.

– Ну как? – выйдя из перевязочной, спросил Виктор.

– Никак. Телефон мамы до сих пор отключен, – ответила я.

– В квартире ее вроде бы тоже нет. Я посылал туда парней из охраны, они говорят, что за дверью тишина и никто не открывает.

– А у тебя есть запасной комплект ключей? Пусть они им воспользуются и войдут. Может, она уже там… – мой голос задрожал, и я не договорила страшное предположение, что мог сотворить Стас с моей мамой.

– Лер, не хнычь, с Ириной Сергеевной, уверен, полный порядок, – присаживаясь рядом на больничную лавку, приобнял меня Виктор. – Ты же знаешь свою мать, она сейчас на сто пятнадцатой косметической процедуре лежит, поэтому и мобильный не в сети. А запасной комплект ключей у меня был, но ты же сама его забрала, чтобы я без спроса и без ведома к вам не шастал.

– Пусть тогда сломают дверь, тебе же ее не жалко?

– Валерия, – выдохнул Виктор, – эту дверь так просто не вскрыть, гораздо быстрее передать твой комплект ключей моим людям…

– Я еду домой, – перебив Виктора, поднялась я на ноги.

– Нет, мы с тобой отправляемся в аэропорт.

– Я маму в опасности не оставлю, а ты, конечно, лети, – сказала я и пошла по коридору в направлении выхода.

– Лера, не дури, – нагнал меня Аблов, – об Ирине Сергеевне позаботится служба охраны.

– Ага, точно так же, как она позаботилась о Стасе и о нас… Нет, спасибо, я сама.

Мы с Виктором долго, громко и шумно спорили, куда нам ехать, в итоге я победила, и мы уже заходим в подъезд дома, где Аблов нас приютил.

Из-за переживаний за маму я не помню, как лифт нас доставил на нужный этаж, не помню, как открывала двери, не помню, как залетела в квартиру, зато никогда не забуду ту картину, которую пришлось лицезреть, когда я толкнула дверь маминой спальни…

– Ой! – взвизгнув, я крепко зажмурилась и стала пятиться назад. – Простите, – бормочу и двигаюсь на ощупь.

Чтоб мне провалиться! Как жить после увиденного? Любому ребенку лишь в страшном сне может присниться, как его родитель занимается сексом. Вот почему мама не брала трубку и не подходила к двери, она тут, оказывается, с Германом Олеговичем была занята. Фу-фу-фу… Мне теперь голые ягодицы начальника службы безопасности на каждом углу будут мерещиться. Все, заработала себе фобию. После данного инцидента ни в одну закрытую дверь не смогу войти из страха застать там интимную сцену. Бя-я-я, гадость какая!

– Вот почему до тебя, гнида, невозможно было дозвониться. Уволю к чертям! – за моей спиной рявкнул Аблов работнику в унисон с писком мамы, а далее послышалось шуршание одежды и извиняющийся голос Германа Олеговича:

– Я все объясню,