Видно было, что супруга и сама еле сдерживается от слез, а уж как корил себя Дмитрий, было словами не передать. Не в его правилах считалось подобным образом наказывать мелких воришек, польстившихся на то, что блестит. Но теперь становились понятны и терзания в душе, и это смутно знакомое имя во всех его разнообразиях: Александра, Шура, Саша, Сашенька. Чувство вины тяготело над ним даже во сне, заставляя просить у бедной девушки прощение.

Было отчего грустить. Но сама грусть вдруг почти улетучилась. А все потому, что женские ручки уже довольно умело расстегивали на нем пуленепробиваемый сюртук и поглаживали тело так интимно и приятно, что истосковавшееся по телесной близости естество встрепенулось и заколотилось пульсацией горячей крови.

Еще и шепот раздался вдобавок, который сразу отторгал остатки здравого рассудка, печали или переживаний:

— Наливай воду в корыто! Ты ведь обожаешь, когда я тру тебе спинку…

С обретением умений гульдена слух у Майлины тоже усилился. Это она поняла по тем шорохам, которые могла расслышать не только в коридоре, где стояла, но и чуть ли не по всему форту. Она даже слышала, как перекрикиваются стрелки на стенах, как туго бьет отпущенная тетива лука по наручни, как атакуют своей магией сразу две твари со стороны леса. Слышала она и гул голосов, которые доносились из предоставленной чужестранцам спальни коменданта. Но именно что гул, отдельных слов, как она ни старалась, как ни прикладывала ухо к стене, расслышать не могла.

Конечно, ей и в голову не могло прийти, что Маурьи, которой местные магистры и в подметки не годились, могла установить в комнате мешающий прослушиванию фон. При этом магическом действе отчетливо слова различал лишь тот, к кому обращались или у которого возле ушей стояла невидимая магическая метка. А уж прикоснуться куда надо к идущему в ее сети мужчине Тани догадалась еще во время застолья.

Вот потому Майлина ни слова не могла разобрать из услышанного. Потом она почувствовала, что бледнеет: плеск воды во время омовений она разобрала отлично. А потом настало самое страшное: до слуха донеслись всепроникающие крики страсти и стон взрывающихся волн удовольствия. Ничего не стесняющаяся виконтесса дорвалась до своей мечты и теперь выплескивала свои восторги на зависть всему миру. Понятно, что в таком океане страсти и похоти Светозаров тоже не стал сдерживаться от рвущихся из него томных рычаний.

Вначале молодая целительница попыталась сбежать в их с тетей комнату и там зарыться головой в подушки. Но и там крики страсти высверливали ей мозг своей циничностью и бесстыдством. Тогда она схватила свой лук, колчаны со стрелами и на три часа умчалась на крепостные стены, отстреливая всех хищников, которые только пытались приблизиться к форту. Причем подпускала тварей как можно ближе, словно наслаждалась их визгом, рычанием, шипением или свистом, и только потом била в упор.

И никто из лучников не позарился на ее право стрелять и стрелять, сколько хватит сил. Потому что многие слышали крики оргазма, которые неслись из спальни коменданта крепости, и прекрасно понимали молодую целительницу: та окончательно прощалась со своими надеждами.

Понятно, что силы и умения великого Крафы порой однозначно не мог оценить и он сам. Как не мог окончательно определиться с наиболее звучным для него титулом покорителя всех миров, пространств и вселенных. Хотелось в едином, всеохватывающем слове ощутить собственную значимость, но таких слов просто не существовало в природе. Даже слова «бог» или «демиург» казались жалкими и ничтожными у подножия пирамиды, на которую взобрался всесильный диктатор и Торговец. От слова «Водоморф», которым якобы называли создателей самих Торговцев и всех вселенных, тянуло мокрой плесенью; титул халифа или императора вообще смешил; ну а определение «Создатель» и близко не подходило по своей сути. Ведь узурпатор всего межмирского пространства ничего не создавал. Он только покорял и завоевывал все, что было создано природой.

Еще следовало учитывать своеобразный юмор злого властелина. Несмотря на беспредельную власть в своих мирах, он не потерял некоего дерзкого сарказма, с помощью которого частенько издевался, ерничал над самим собой. А это хоть немного, но помогает держать себя в нужном тонусе: ведь кто еще другой осмелится ляпнуть что-то против Всевышнего? Неосторожное словцо без должного почтения, и стоящие сзади уже вытирают оставшееся от неудачника мокрое место. Так что свои титулы приходилось подбирать, опробовать и высмеивать только лично.

Правда, в последнее время узурпатору все больше нравилось слово-обращение «Гегемон». Коротко и всеохватывающе. Да и как иначе, если это именно он устроил полторы тысячи лет назад кардинальные изменения всего общественного строя Торговцев. А кто такие Торговцы? Это и есть настоящие диктаторы любых миров и вселенных. Вернее, могли бы ими стать, отбрось они в сторону глупые суеверия и невесть кем навязанные запреты и стереотипы поведения. Вот он, Крафа, отбросил и, мало сказать что победил, стал вечным гегемоном всего мыслимого и немыслимого пространства вселенных. Что там космос, что там телепортация в технически развитых мирах, если всеми ими без исключения сейчас правит он. Хочет — уничтожает мир без малейшего сожаления; хочет — переиначивает его по собственному усмотрению; а хочет — остается в нем просто божественным наблюдателем и верховным судьей. Все зависит от того, насколько ему там интересно и насколько ему там нравится.

Ну и, понятное дело, все полторы тысячи лет вселенский бог собирал, улучшал и модернизировал личные системы защиты. Не то чтобы он был параноиком, которому за каждым углом мерещится заговор, но и собственного примера хватило. Ведь когда-то он сумел устранить сильнейших, пленить мудрейших и сделать рабами самых свободных и независимых. Так что никогда нельзя сбрасывать со счетов тот ничтожный шанс, что где-нибудь, когда-нибудь родится некий сукин сын, который изобретет нечто, пусть даже устройство с абсурдным названием «рогатка-абсорбент», и при посещении какого-нибудь мира великий Гегемон Крафа вдруг окажется абсорбирован в вакуумное пространство, словно ненужный бульон.

Поэтому великий циник и подлый узурпатор никогда не расслаблялся. А когда отправлялся в иные миры по делам, не гнушался и не ленился навесить на себя и захватить с собой все, что могло гипотетически помочь в трудную минуту. За полторы тысячи лет это «все» так ни разу и не пригодилось. Оружие — да, использовалось постоянно. Но ведь некоторое оружие, употребленное для наказания непослушных рабов, средствами обороны считать язык не поворачивался. Ну как, например, дыбу можно посчитать средством самообороны? Скорее строением для превентивного наказания последующих поколений! Это — да. Но не больше.

Другой вопрос, что использовать и уже тем более таскать за собой дыбу было неэстетично и являлось бы неуважением к самому себе. Поэтому Крафа помимо средств защиты брал с собой такое оружие, что после его применения в бунтующем мире оставались тлеющие головешки да перемешанный пепел с песком. То есть руководствовался при выборе четырьмя критериями: эффективность, удобство, миниатюрность и невозможность воспользоваться этим оружием для иного разумного существа. А то были случаи, когда некие слишком шустрые аборигены, используя еще более шустрых прирученных червей, птичек или комариков, пытались выкрасть, а то и на месте использовать невероятное по мощности оружие. Как говорится, результат их всегда поражал… перед самой смертью. А потом и суровое наказание следовало для всех остальных заговорщиков. Жестоко? Зато справедливо!