– Успел! Проворонили! – снова старшина.

Он не понимал. Вокруг говорили какие-то слова, но он чувствовал только тяжелый, острый, медный запах крови, текущей по рукам. И глаза… Они еще глядели на него, но взгляд уже потерял глубину, становился тусклым, стеклянным. Неживым.

– Не дам!

Нефедов не успел подойти. Серое облако непроницаемой мглы окутало высокую фигуру, замершую с той, другой, бессильно обвисшей, на руках. Степан понял, что сейчас случится, рявкнул:

– Казимир! Отставить! Ты что творишь!?

Но уже понимал, что не успел. Махнул рукой и сел прямо на землю, морщась от боли. Поймал вопросительный взгляд Никифорова, покачал головой.

– Поздняк метаться, пол покрашен…

Через несколько бесконечно долгих минут облако задрожало, распалось на мелкие иглы тумана и обрушилось в жухлую истоптанную траву.

Казимир Тхоржевский стоял неподвижно, уронив руки вдоль тела, пустыми глазами глядя в землю. Его лицо, исхудавшее за эти несколько минут так, что под кожей почти просвечивали кости черепа, стало похожим на белую бумажную маску. Крепко держась за него, уткнувшись головой в плечо, рядом стояла Настя. Санинструктор Анастасия Левандовская. Очень медленно она повернулась и отыскала глазами старшину Степана Нефедова.

– Товарищ старшина, – спокойным, сильным голосом сказала Настя. – Не ругайте его, пожалуйста. Он мне все рассказал. Я его простила.

Нефедов поморщился и устало пожал плечами.

– Когда только успел? А, я все забываю, что в этом чертовом тумане вашем время шутки шутит. Здесь минута, там – часы… Наказать его – и как? Он сам себя наказал, похоже.

Старшина встал, хрустнул плечами, зачем-то похлопал ладонью по безнадежно перемазанному кровью комбинезону, стряхивая цементную пыль со знака Охотника на плече. Казимир не произнес ни слова – стоял все так же, не поднимая глаз.

– Хорошо, что здесь больше командиров нет. – Нефедов криво усмехнулся. – Значит, так. Казимир Тхоржевский! Слушай мою команду!

– Так точно, – просипел вампир в ответ. Его руки дрожали мелкой дрожью. Настя дотронулась ладонью до его локтя.

– Хорошо, что слушаешь, – в голосе командира особого взвода будто заскрипело ржавое железо. – Значит, уши есть, хоть для чего-то твоя голова пригодилась. Принимай напарника. Теперь вы оба – мои люди. Пока я живой, это так. И даже если я не живой – ничего не изменится. Согласия твоего не спрашиваю, мне наплевать и растереть. Как я скажу, так и будет. Ты поклялся, и она поклянется. Клятву эту не разорвать, ты сам знаешь.

– Знаю…

– Слово сказано.

Степан Нефедов повернулся к Насте Левандовской. Посмотрел ей в глаза – мрачно, долго и неотрывно. Взгляд она выдержала, не моргая.

– Ну, милости прошу в отряд… Умбра-Два.

* * *

– А море там было совсем другое, да, – седая женщина, улыбаясь, смотрела вдаль, между кипарисами, и глаза ее блестели, как в молодости.

– Мне Черное больше нравится, – отозвался ее спутник. Он тоже улыбнулся, и во рту, под лунным светом, заблестели две серебряные коронки. Жена лукаво взглянула на него и прищурилась.

– Странные мы с тобой, – сказала она. – Совсем не как в книжках.

– Не вспоминай даже, Настя, – поморщился старик и даже передернул плечами, словно от внезапного холода. – Кто меня недавно уговорил купить это чтиво? «Влюбленный вампир», ну надо же! И ведь печатают такую муть.

– Не бурчи, – его спутница ткнула старика кулачком в бок. – Зато романтично. Ты же мне вслух читал…

– Могу даже по памяти, – Казимир Тхоржевский театрально поднял седые брови, откашлялся и завывающим голосом, фальшивя, как плохой актер на сцене, начал:

– «Диана почувствовала, как холод обжег ее роскошную грудь, с которой серебряным потоком стекала вода. Но не холод от дождя был тому виной. Прекрасный мужчина ласково прикоснулся к ее лицу своими длинными, точеными пальцами…»

– Точеными. На токарном станке! – хихикнула Настя. – А потом он страстно и томно обнял ее, небось?

– А как же. Всю, – согласился ее муж.

Они рассмеялись и снова замолчали.

Потом старая седая женщина с молодыми глазами спросила тихо:

– Ты помнишь, где нам надо искать?

Старик встал и подал ей руку.

– Пойдем. Нужно немного пройтись.

* * *

Заброшенная еще с русско-японской войны батарея стояла в густом лесу – успел вырасти за полвека. Кусты пробивались через трещины в каменных стенах, стволы деревьев проросли сквозь потолки взорванных потерн и казематные амбразуры.

Ночь, заволокшая тучами небо, накрыла батарею непроглядным мраком. Но три пары глаз, внимательно оглядывавшие окрестности, ни в каком освещении не нуждались.

Казимир, конечно, оказался прав – Настя была здесь. Точнее, неподалеку, в окрестностях деревеньки с незапоминающимся названием. Они тут все были такие – Яндятунь, Юдятунь, Ляндатунь, Куандятунь… и еще целая куча разных «туней», «фаней» и «гоу». Рядом с одной такой «гоу» – десять домиков, половина снесена бомбежкой до фундамента – взвод добивал уцелевших японских колдунов-онмеджи, которые наплодили всяческой нечисти. На это задание ушли восемь человек. А с ними – Умбра-Два.

Нефедов, всю дорогу злой и раздосадованный «полным провалом секретности», как он выразился, только хмыкнул непонятно, увидев, как Настя и Казимир обнялись, стоя на краю опаленной котловины, в которую превратилась бывшая сопка, отмеченная на карте как «высота 210».

– Намиловались? – спросил он потом. – Голубочки вы наши зубастые.

– А вы, товарищ старшина, не смейтесь, – обиженно сказала Настя Левандовская, сверкнув белыми остренькими клыками. – Я эти зубы себе не выбирала, если что.

– Я вообще редко смеюсь, – буднично сообщил Степан Нефедов, глядя в небо. – Вот если анекдот удачный… но на это Конюхов мастер, больше некому. Ты, кстати, своему суженому-ряженому давно в рот заглядывала? Нет, я все понимаю, дареный конь, конечно…

– Тьфу на вас, товарищ старшина, – фыркнула Настя. Потом внимательно посмотрела на Казимира. – Казик, это сейчас Степан Матвеевич о чем говорит?

Тхоржевский замялся. Потом очень натурально изобразил тяжелый вздох – если бы Нефедов точно не знал, что вампиру дышать незачем, поверил бы сразу.

– Открой рот, – строго сказала Настя. Осеклась и прошептала: – Это как?

Казимир потрогал пальцами два серебряных клыка и поморщился.

– Побаливают, конечно. Но уже почти привык…

– Да зачем? – вырвалось у Насти отчаянно.

– Полгода назад, когда мы с тобой… в первый раз встретились, та ложка мне дорого обошлась. В бункере и так творилось черт-те что, а тут еще и ты… Рана никак заживать не хотела. Я думал – даже говорить не смогу толком. А потом разозлился. Да как так-то? Я такое прошел уже, о чем люди даже подумать не могут, чтобы не поседеть сразу. А тут – ложка… В общем, я пошел к деду своему. Он у меня – кремень, такой человек…