Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Убедится, что все в порядке и вернется.
То, что сказал Исаев — логично. Если бы новую жизнь можно было получить так просто — все бы этим пользовались. Но Глодов и Богданов охотились за одним человеком — и одной возможностью.
Если повезет, это будет он.
Если нет… Что ж, он хотя бы попытался. И смотреть в глаза дочери будет не стыдно.
Прежде чем уйти, Андрей мельком взглянул в зеркало.
Нужно знать, какое она лицо увидит. На скуле и брови были широкие и красные рубцы со следами недавно снятых швов. Избили его сильно… Лишь бы дочка не испугалась.
Глава 39
— Па-па?..
Тонкий голосок заставил меня обернуться. Аня в теплой пижаме и вязаных башмачках стояла в глубине коридора. С тревожной вопросительностью дочь смотрела, как я проверяю засов на двери. Мы собирались ложиться спать.
Аня решила, что вернулся Андрей, и я иду ему открывать.
— Чего ты вышла? — вздохнула я и, подхватив на руки, унесла ее в спальню.
Вопрос дочки вонзился острой иглой в сердце. Его неделю не было дома… С тех пор, как он ушел с Исаевым.
Надежда таяла с каждым днем.
Наверное, кольцо не давало мне уйти. Тонкий золотой ободок на пальце.
Я чувствовала себя его женой.
Была ею.
Он сказал уходить, если не вернется, но я оставалась в доме. На сколько был снят дом не знаю, но пока хозяин не заявился. Собрала деньги и документы — его паспорт тоже. Наготове держала вещи. Только не уходила, хотя с каждым днем становилось все холоднее. Решила — подожду еще немного. Мы с Аней могли жить здесь до первых заморозков.
— Давай спать… — я прилегла, сунув руку под щеку и начала напевать. — Баю-бай, моя малышка…
Песня в тишине старого дома звучала жутковато. В деревенской глуши одиночество чувствуется особо. Если не видишь людей, начинает казаться, что ты один на свете. Ночами было страшно. Я не выключала свет в кухне, а на крыльце лампочка горела всю ночь.
Включила я ее и сегодня.
Легла, задремала, и вдруг — стук в окно. Я подскочила, кутаясь в халат, затем тревожно выглянула из комнаты и подбежала к кухонному окну. Понятия не имею, что бы сделала, окажись, что это не он, но к стеклу прижимался лицом Андрей. Торопливо взмахнул рукой, показывая: «Открой».
— Боже… — прошептала я, и как сумасшедшая бросилась к двери, распахнула ее и выбежала босая на крыльцо.
Мы крепко обнялись. Я с упоением целовала колючие щеки, словно он с войны пришел. Не обращала внимания на холодные доски, на него — ледяного, словно долго пробыл на улице. В чужой одежде, и незнакомо пахнет. Оторвавшись, я жадно его рассмотрела. Даже говорить не могла от волнения.
Свет лампы давал желтоватый отблеск на лице. Колючий — весь зарос. На скуле жутковатый полузаживший рубец, рассеченная недавно бровь. Я оглядела его с ног до головы, заметила кровь на джинсах: он был в переделке… С наших губ срывался густой пар.
— Пойдем в дом… — позвала я.
Он двигался слегка хромая.
— Что с ногой?
— Швы разошлись… Не волнуйся.
— Швы?.. — переспросила я.
Ему накладывали швы… И на лицо тоже. Что с ним случилось, его же всего неделю не было? Но я выбросила любопытство туда же, куда отправляла все невысказанные вопросы. Вместо разговоров поставила закипать чайник — нам обоим нужно отогреться.
— Почему так холодно? Ты печку не разжигала?
— Я не умею дровами…
— Твою мать, — пробормотал он, я уловила, сожалеет, что ушел так надолго. — Вы без меня совсем пропадете…
Покидал в печь несколько поленьев, щепки и поджег от коробки спичек. Тяга появилась быстро. Возле печки стало теплей.
— А где Исаев?
— Потом, Лена, — он поймал мое лицо в ладони, заставив смотреть на себя, я заметила, что у него искусанные обветренные губы и кисти рук в царапинах.
Ладони хранили такой глубокий холод, словно он долго стоял на ветру. Следил за домом или шел пешком.
— Я рад, что ты меня дождалась, — заключил он и поцеловал меня в губы холодным поцелуем мертвеца. — Аня спит? Ну и хорошо… Помоги мне.
Он расстегнул и содрал с себя джинсы. Я вспомнила, что в шкафу лежит его чистая, тщательно отглаженная мной одежда и принесла вместе со свежим полотенцем.
Андрей промыл рану на бедре, отвернувшись, чтобы я не видела, и туго забинтовал. Я заметила, что он торопится. Одевался в спешке, сверху набросил незнакомую кожаную куртку, слишком легкую для осени.
— Выпей чай… — предложила я. — Ты замерз.
— Нет времени.
Я узнала тон… Снова придется бежать и прятаться? Но когда Андрей обернулся, выражение глаз оборвало поток привычных мыслей.
— Разбуди дочку, и собирайтесь… Сейчас поедешь в аэропорт.
Голос был хриплый, немного простуженный. Он говорил, а я понимала, что это все, нам с Аней пора. Он предупреждал: мы ненадолго вместе, не навсегда. Он пропал на неделю, и вернулся, чтобы отправить нас подальше.
— Купишь три билета в Турцию. Куда, выбирай сама, но вылет через неделю. На месяц.
— Три билета? — переспросила я.
— Да. На меня тоже.
Я молчала, пытаясь осмыслить информацию, и понять, что он задумал. Не могла поверить, что мы можем улететь вместе. Боялась радоваться чуду.
— Не буду ничего обещать, Лена, — тихо заговорил он, не дождавшись моей реплики. — Ты поселишься в гостинице и будешь ждать меня. Если не приду — улетай с дочкой. Там тебе помогут выбраться из страны, а дальше сама решай, где хочешь жить. Возвращайся в Пекин, или еще куда-то…
Он написал на клочке бумажки имя и адрес, которые ни о чем мне не сказали. Я безропотно спрятала записку в карман. На сердце появился холодок: наш шаткий, но чудом сохранявший равновесие общий быт рушился в очередной раз. И оплакивать его я не стану. Привыкла.
— Я буду ждать, — пообещала я.
Хотела пойти будить дочку, но Андрей остановил меня.
— Подожди… Я сам.
Я остановилась в коридоре. Свет из него падал в спальню, на кровать, где Аня спала, трогательно раскинувшись под одеялом. Андрей присел перед кроватью, накрыл ручку под одеялом холодной ладонью. Я заметила, что рука дрожит. Он смотрел на дочь и слегка улыбался, полумрак подчеркнул асимметрию лица.
— Эй… Просыпайся, малышка.
— Она тебя ждала, — вспомнила я.
Андрей безмолвно обернулся.
— Когда тебя не было, к двери подходила. Ждала, когда придешь. Подойдет к двери,