Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты выступишь посредником на переговорах с Глодовым. Исаев уберет его. Затем ты возьмешь на себя убийство.
Вот, чего он хочет.
Андрей затянулся, пытаясь побороть оцепенение. Скорее всего, они захотят, чтобы Глодова убили публично — дерзко и жестоко. Это привлечет внимание. Особенно если все на него свалят и арестуют. Шуму будет много. Скорее всего, убьют при задержании или как-то иначе Богданов решит эту проблему. Живой он им нужен уже не будет.
Замысел Богданова подходил к концу. Он свалит за границу, и все.
Они понимают, что с ними разберутся так же? Но в его планы не входило открывать им глаза. Нужно искать выход. Он понимал, какого ответа от него ждут.
— Хорошо, — ответил Андрей.
Глава 37
Андрей
Дни в каменной клетке тянулись, как пытка. Как запертый зверь он бродил по комнате, быстро смирившись с неволей. С ней он знаком по тюрьме. Если в первый раз это едва его не сломало, то теперь он ждал, когда позволят выйти.
Швы на срастающихся ранах зудели.
Первые сутки его лихорадило. Плечо распухло. Ему дали антибиотики, и заживало как на собаке. Андрей перестал ориентироваться во времени суток, привык к спертому воздуху.
Думал о них.
Почти неделю одни…
Надеялся, что богдановские блефовали — иначе Лену с ребенком притащили бы сюда, как поступили с братом Исаева. Но рассчитывать на это боялся.
Швы сняли на шестой день.
Врач разрезал их и аккуратно вытянул пинцетом.
— Как новенький, — без улыбки сказал он.
Зеркала, чтобы оценить, на что теперь похоже лицо, не дали. Андрей прикоснулся подушечками пальцев к скуле, и ощутил гладкую, новенькую кожу.
Охрана без интереса наблюдала за ним.
Дверь была широко распахнута и прохладный воздух из коридора разбавлял духоту замкнутого помещения и запах спирта. В камеру вошел мужик с перстнем. На матрас в углу — его спальное место — бросил вещи. Джинсы и рубашка новые. Ботинки были его.
Врач молча собрал инструменты и вышел, охрана осталась.
— Закуришь? — он сунул руку во внутренний карман, предложил непочатую пачку. Сам не курил и дымом от него не пахло, ему принес.
Андрей торопливо раскурил — даже руки задрожали, почти шесть дней без курева. Затянулся вкусным дымом, и остолбенел: следом за сигаретами из кармана появился кубик. Обычный детский кубик из пластмассы. Ярко-голубой. Ими Аня играла буквально везде — она кубики обожала. Он дышать перестал, из открытого рта шел дым, который он забыл выдохнуть.
Твою мать, чуть сердце не остановилось.
— Хорошая у тебя девчушка, — улыбнулся тот, протянув игрушку. — Красавица, в маму пошла.
— Где она? — выдавил Андрей, едва справляясь с речью. Получилось что-то нечленораздельное и растянутое, похожее на звуки, издаваемые животным.
— Твои близкие в безопасности, — сказал он, довольный произведенным эффектом. Отдал кубик и Андрей судорожно сжал мягкий, теплый пластик. — Не волнуйся, я хотел убедиться, что ты понимаешь.
Лично он хотел перегрызть глотку недоумку с перстнем. Вместо этого ловил каждое слово. Своего он добился. Андрей стал предельно внимательным.
— Сейчас поговоришь с Глодовым, убедишь, что Исаев у тебя и предложишь выкупить. Назначишь встречу.
— Где? — он откашлялся от дыма, но неприятное онемение на сердце не прошло.
— Где хочешь. Требований несколько, Глодов должен прийти лично. Нужен обзор, чтобы Исаев его снял. Если не сможет, пришьешь его сам. Потом сдашься.
— Что дальше?
Они понимали, что предлагают ему пожизненное. Но не так это и плохо, если разобраться. Все равно жизнь. Даже капля надежды. Могила таких возможностей не дает. И упругий кубик в дрожащих пальцах умеет убеждать.
Конечно, нужно соглашаться.
Кубик — не стопроцентное доказательство, что Аня у него. Это не фото, видео или она сама, в конце концов. Но очень весомое. Очень.
— Ты поймешь, что говорить, чтобы с твоей семьей все было в порядке. Когда сядешь, претензий не будет. Пусть жена к тебе ездит, никто не против.
Андрей знал: Богданову он в тюрьме не нужен. Вообще не нужен будет живым, чтобы повесить на него все долги. Организует убийство Глодова, после этого его кончат и повесят все на него. Главного фигуранта он не видел ни разу, а как тот все разыграл? Ну ладно, если они хотят, он вступит в игру.
— Дай мой телефон, — сказал он. — Позвоню. Но смотри, Глодов мне не доверяет, будет непросто. Если надо, я выманю, будет вам труп, только ребенка не трогайте.
— Принесите телефон.
Набирая номер, Андрей пояснил:
— В деньги не поверит. Я просил хорошие документы, буду на них настаивать.
Возражений не последовало.
Он включил громкую связь. Гудки шли долго. В прошлый раз они с Глодовым расстались на плохой ноте — Андрей бросил трубку. А может, сейчас ночь? Он не ориентировался.
— Алло? — резко раздалось.
— Это Андрей, — пока слушал гудки, успел прокрутить в голове предполагаемый разговор. — Ты все обдумал? Последняя попытка, Игорь. В обмен на новые документы отдам тебе Исаева.
— Согласен.
— Надо встретиться. Лицом к лицу, без посредников. Если смогу убедиться, что организуешь мне документы, по которым можно выехать за границу, отдам тебе Исаева.
Повисла пауза: Глодов советовался с Русланом.
— В публичном месте.
— Конечно. Игорь, все что мне нужно — выехать за границу со своей семьей. Я не хочу твоей смерти.
Он сказал чистую правду, убедительно и серьезно. На этот раз пауза была дольше.
— В западном есть ресторан. Ты его знаешь. Приходи к семи.
Самое популярное время. Андрей покосился на охранника, тот кивнул. Будь у него выбор — не согласился бы. На территории Глодова, у него есть время подготовиться. Местность ту он знал — в том ресторане они бывали раньше. Людно. Опасно. Но в оркестре другой дирижер.
— Я приду один, — пообещал он, и вернул трубку надсмотрщику.
Они побили карты друг другу, только Игорь не догадывался, что Андрей договорился не от своего имени.
В комнату внесли «винторез». Тот самый, с которым его в лесу взяли.
— Вставай, — бросил охранник, оружие он держал осторожно, в перчатках. — Слушай сюда, он не заряжен, видишь, магазина нет? Магазин отдельно. Держи.
«Винторез» передали ему.
— Крепче, — велел парнишка, их спец по оружию, что ли. — Лапай получше. Теперь магазин.
Магазин бросили пустой. Андрей поймал, подержал в руках, глядя в глаза охраннику. Молодой — лет двадцать, и такой циничный. Андрей внезапно улыбнулся.
— А я в твоем возрасте родине служил, — он бросил магазин обратно, нагретый теплом его рук, знакомый, родной. Сердце отозвалось тоской по тем временам.
— Вижу,