– И к тому времени, как ты окажешься в зоне досягаемости, тебя уже прикончат, – закончил Джеспер.

Он зажал между пальцами один из цветков юрды. В конце концов кто-нибудь додумается, как создать свою версию юрды-парема, и тогда один такой цветочек будет стоить целое состояние. Если сосредоточиться на одном из его лепестков, даже слегка, то можно почувствовать, как он раскладывается на мелкие составляющие. Он не столько их видел, сколько чувствовал – крошечные кусочки материи, которые складывались в одно целое.

Стрелок положил цветок обратно в жестянку. Когда он был маленьким и лежал в поле своего отца, то обнаружил, что может вытянуть цвет из юрды лепесточек за лепесточком. Одним скучным днем, таким же способом вытягивая цвет, он написал заглавными буквами матерное слово на западных пастбищах. Его отец пришел в ярость, но при этом страшно испугался. Он кричал, пока не охрип, отчитывая Джеспера, а затем Колм просто сидел и смотрел на сына, сомкнув крупные ладони вокруг чашки чая, чтобы скрыть их дрожь. Поначалу Джеспер думал, что папа злился из-за ругательства, но дело было совсем в другом.

«Джес, – наконец сказал он. – Больше никогда так не делай. Пообещай мне. У твоей мамы был тот же дар. Он принесет тебе только несчастья».

«Обещаю», – быстро выпалил Джеспер, желая все исправить. Его до сих пор трясло от вида своего терпеливого, кроткого отца в таком гневе. Но думал он только об одном: «Мама не казалась несчастной».

На самом деле его мама искала наслаждение во всем. Она была земенкой с темно-коричневой кожей и такой высокой, что папе приходилось откидывать голову назад, чтобы посмотреть ей в глаза. Прежде чем Джеспер достаточно повзрослел, чтобы работать в поле с отцом, ему позволяли оставаться дома с мамой. Работы всегда хватало: постирать одежду, приготовить еду, порубить дрова, и Джеспер был рад ей помочь.

«Как там моя земля?» – спрашивала она каждый день, когда папа возвращался с поля. Позже Джеспер узнал, что ферма была записана на ее имя – свадебный подарок от его отца, который ухаживал за Адити Хилли почти год, прежде чем та соблаговолила выделить ему свое время.

«Цветет и пахнет, – отвечал он, целуя ее в щеку. – Прямо как ты, милая».

Папа Джеспера постоянно обещал сыну поиграть с ним и научить вырезать из дерева, но, как всегда, Колм ел свой ужин и засыпал у камина, даже не сняв сапог, подошвы которых были испачканы в оранжевой пыльце юрды. Джеспер и мама снимали их с папиных ног, пытаясь подавить смех, а затем накрывали его одеялом и заканчивали оставшуюся работу по хозяйству. После того как они протирали стол и снимали высохшее белье, она укладывала Джеспера спать. Как бы его мама ни была занята, сколько бы животных ей ни нужно было освежевать, а корзинок – починить, ее энергия, как и у Джеспера, била через край, и ей всегда хватало времени, чтобы рассказать ему сказку перед сном или спеть колыбельную.

Именно мама научила его ездить на лошади, расставлять ловушки, чистить рыбу, выщипывать куропаток, разжигать костер с помощью всего двух палок и правильно заваривать чай. Она также научила его стрелять. Сперва из детского игрушечного пистолета с гранулами, а потом из настоящих пистолетов и винтовки. «Любой может стрелять, – говорила она. – Но не каждый умеет прицеливаться». Она обучила его, как просчитывать расстояние, выслеживать зверей по зарослям, трюкам, которые может сыграть с глазами свет, как делать поправку на ветер и как стрелять в процессе бега или сидя верхом. Не существовало такой задачи, с какой она бы не могла справиться.

Они проводили и тайные занятия. Иногда, когда они поздно возвращались домой и ей нужно было приготовить ужин, мама кипятила воду, не включая плиты, и заставляла тесто подняться одним взглядом. Он видел, как она выводила грязные пятна с одежды, проводя по ней пальцем, и изготавливала собственный порох, выуживая селитру со дна давно высохшего озера неподалеку от их дома. «Зачем платить за то, что я могу сделать сама? – спрашивала она. – Но мы не будем говорить об этом папе, верно?» Когда Джеспер спросил почему, она просто ответила: «У него и так много забот, и мне не нравится, когда он беспокоится из-за меня». Но папа все равно беспокоился, особенно когда мамины друзья-земенцы приходили к ним, чтобы обратиться за помощью или исцелением.

– Думаешь, тут работорговцы тебя не достанут? – спросил он однажды ночью, расхаживая взад-вперед по их домику, пока Джеспер лежал, укутавшись в одеяло, и притворялся, что спит, чтобы подслушать их разговор. – Если слухи о том, что здесь живет гриш, распространятся…

– Это слово, – сказала Адити, взмахнув изящной рукой, – не наше слово. Я не могу быть никем другим, только собой, и если мой дар может помочь людям, тогда мой долг – воспользоваться им.

– А как же наш сын? Ему ты ничего не должна? Твой главный долг – оставаться в безопасности, чтобы мы тебя не потеряли.

Тогда мать Джеспера взяла лицо Колма в руки – так нежно, так ласково, со всей любовью, светящейся в ее глазах.

– Какой бы матерью я была для нашего сына, если бы прятала свои таланты? Если бы позволила страху руководить моей жизнью? Ты знал, кто я, когда попросил меня выбрать тебя, Колм. Не думай, что теперь я стану обыкновенной.

И вот так просто раздражение его отца иссякло.

– Я знаю. Просто я не вынесу, если потеряю тебя.

Она рассмеялась и поцеловала его.

– Тогда держи меня рядом, – сказала мама и подмигнула. И на этом ссора заканчивалась. До следующего раза.

Как оказалось, отец Джеспера ошибался. Адити забрали не работорговцы.

Как-то ночью Джеспер проснулся, услышав чьи-то голоса, и когда он вылез из-под одеяла, то увидел, как его мать накидывает пальто поверх ночной рубашки, надевает шляпу и быстро обувается. Тогда ему было семь – довольно юный, но и достаточно взрослый, чтобы знать, что самые интересные разговоры происходили после того, как он ложился спать. У двери стоял земенец в пыльной одежде для верховой езды. Его отец говорил:

– Сейчас середина ночи! Неужели это не может подождать до утра?

– Ты бы так говорил, если бы это Джес мучился от боли? – спросила его мама.

– Адити…

Она поцеловала Колма в щеку и подхватила Джеспера на руки.

– Мой крольчонок уже проснулся?

– Нет, – ответил он.

– Значит, тебе снится сон, – она уложила его обратно и чмокнула в щеки и лоб. – Спи, мой крольчонок, а завтра я уже вернусь.

Но она не вернулась на следующий день, а когда следующим утром постучали в дверь, это оказалась не его мама, а все тот же пыльный земенец.

Колм схватил сына под мышку и за секунду выбежал из дома. Надвинул шляпу на голову, усадил Джеспера в седло перед собой, а затем помчался на коне галопом. Пыльный земенец ехал на еще более пыльной лошади, и они следовали за ним через мили возделанной земли к белому фермерскому дому на краю плантации юрды. Он был куда симпатичней их маленькой хижины – двухэтажный и со стеклом в оконных рамах.