Я буду поддерживать уважительные, дружеские отношения в том коллективе, где мне предстоит работать. Я обязуюсь воздействовать на тех руководителей, чья политика может нанести вред обществу, а также выступать против тех руководителей, чья политика нарушает признанные мировым сообществом права человека. Я буду противиться тем решениям руководства, которые вступят в противоречие с интересами моих пациентов, а также с моей профессиональной этикой».

Не пародия ли это на клятву Гиппократа? После прочтения этого огромного, пространного и неудобоваримого вышеприведенного текста я нахожу классический вариант клятвы образцом ясности, краткости и здравого смысла.

Будь у древнего грека или римлянина такая возможность — совершать путешествия сквозь толщу веков и тысячелетий, — он обязательно переместился бы к нам из своей эпохи, чудовищно далекой и непонятной. Он явился бы к нам из мира, где единственным источником света и тепла был огонь, разжигание которого было столь серьезной проблемой, что его приходилось поддерживать непрерывно столько времени, сколько это было возможно. Он пришел бы к нам из мира, где единственным источником энергии была мускульная сила человека или животных (и совсем мизерная доля от общей вырабатываемой энергии приходилась на энергию ветра и воды). Никому не удавалось двигаться по земле со скоростью более пяти миль в час, потому что такова была максимальная скорость повозки, запряженной парой волов (мы не будем брать во внимание скорость передвижения всадника, потому что лошадьми владели немногие богатые люди).

Нет ни одного серьезного аспекта нашего материального мира, который не показался бы «забредшему» к нам эллину или римлянину чистой фантастикой, магией и волшебством — начиная с транспорта, электричества, оружия и телефона (какой там Интернет! Пришельца из прошлого можно было бы убить простой демонстрацией примитивного телефона), кончая операциями на открытом сердце, телевидением, а также неслыханным зрелищем свободно восседающих в барах женщин. Не ускользнул бы от древнего грека тот факт, что мы до сих пор читаем Гомера; а римлянин изумился бы не меньше грека, узнав, что мы читаем и Вергилия. «Почему? — спросили бы они удивленным голосом. — Зачем это вам?»

И это далеко не все, что могло бы ввести наших гостей из прошлого в полуобморочное состояние. Они были бы чрезвычайно удивлены, узнав, что человек XXI в. может лишиться сна и покоя, потеряв свой мобильный телефон (для начала, конечно, не мешало бы объяснить гостям, что это такое). Поразила бы древних и социальная апатия, и упадническая мораль, и невежество, и полная деградация института семьи. «Откуда у вас столько уныния, — спросили бы нас древние, — когда весь мир находится у ваших ног, когда ваша жизнь так легка и устроенна, когда любой ваш каприз удовлетворяется в мгновение ока?»

Но как только посланники древности оправились бы от первого шока, они непременно нашли бы ответы на все эти вопросы (так же, как находим их мы). Есть, конечно, о чем поговорить, когда дело касается материального мира и физического благополучия; однако все рассуждения о физическом и плотском в конце концов сводятся к простым вещам, не имеющим никакой физической подоплеки (о выбросах гормонов, наподобие серотонина, умолчим), — моральному удовлетворению, удовольствию и счастью. То есть для человека во все времена нужна была пища не только физическая, но и духовная. Вот почему мы до сих пор читаем Гомера и Вергилия — чтобы найти в их трудах ответы на мучающие нас вопросы.

И все-таки вопросы, поставленные древними... Причиной нашего «уныния и социальной апатии», как справедливо показалось бы нашим гостям, является наше раболепие перед власть предержащими. Такими нас воспитала наша система, которая, решая за нас все наши насущные вопросы, практически не дает нам никакого голоса. Не вовлеченные ни в какие процессы народовластия (а нас специально держат как можно дальше от реальных рычагов управления обществом), мы жалуемся, ругаемся, выдавливаем из себя проклятья и выпускаем пар недовольства, но упорно продолжаем идти своей раз и навсегда проторенной дорогой конформизма.

Вот такое у нас «государство всеобщего благоденствия», основа которого — никем и ничем не подтвержденная гипотеза, что «оно знает лучше». И неудивительно, что сегодня превалирует лозунг «Пусть это чертово правительство продолжает все делать по-своему. Это их ответственность, и мне нет до них никакого дела».

Однако для доказательства этой гипотезы государство все время клянчит у нас деньги, а выклянчив, тратит миллиарды и миллиарды фунтов на удовлетворение своего «видения», то есть того, что хочет сделать для нас (не спрашивая при этом нашего мнения и не интересуясь тем, что мы в действительности хотим от него). Между прочим, «видения » бывают, в основном, у сумасшедших. Не отсылать ли наше правительство почаще к докторам, чтобы они помогли ему избавиться от этих «видений».

В результате постепенно у нас отняли желание самостоятельно принимать решения, касающиеся нашей судьбы. Правительство теперь говорит: «Смотрите! Мы оказались правы! Мы действительно нужны нашему народу для того, чтобы делать для него все, что необходимо!» Мозги наши промыты так основательно, что уже никакое правительство не может положиться на нас, нашу волю, наши знания и самодисциплину. Оно уже просто не в состоянии нам помочь.

Ах, какой замечательный у меня получился политический манифест! И как же преуспело наше «государство благоденствия» в выдавливании из нас последних остатков воли и даже самого нашего желания продемонстрировать, что все-таки мы сами являемся хозяевами своей жизни! Нет. Наше правительство — наш хозяин; в этом его сущность и предназначение. Если это так, то оно должно возвратить нам наши деньги. Недавно кто-то вообще предложил упразднить национальную здравоохранительную систему, а на возвращенные нам из бюджета деньги мы лечили бы сами себя. Ну, так когда там начнут переводить деньги на наши счета?

В том-то и дело, что мы попали в полную зависимость от правительственных решений за наш счет, о чем кричат даже газеты. «Что правительство собирается делать с пенсионным обеспечением, образованием, здравоохранением, транспортной инфраструктурой?» — вопрошает «Дейли телеграф».

Правительство само плодит проблемы, так с какой стати мы должны верить, что оно эти проблемы способно разрешить? Зачем оно, скомпрометированное, вообще нужно? Вы же больше не вызываете кровельщика, залатавшего прошлой осенью черепицу на крыше вашего дома так, что потом всю зиму с потолков падал настоящий дождь? А наше правительство — ничего, сидит себе. Вот такую ситуацию греки и римляне назвали бы рабством и были бы правы. При этом наши политики смеют призывать нас к более активной позиции. Есть один ответ на эти призывы: он называется «демократия», и правительству этот ответ явно не по нутру.

Изучая античную эпоху, мы попадаем в мир, где ни один правитель и ни одно правительство не ставило своей целью «повысить налоги и сборы». Говоря словами Оливера Летвина, «античная власть фокусировала свое внимание не столько на экономике, сколько на образе жизни своих подданных в целом». К тому же тогда не было ни христианства, ни экономических теорий, ни индустриализации, ни революций, ни политического романтизма, ни специальных знаний по психологии. А как древним повезло, что у них не было полноценной денежной и банковской системы, которую один из президентов назвал «более опасной, чем оккупационная армия... Распространившийся принцип безоглядно тратить заемные деньги подкладывает под будущее мину, которая неминуемо взорвется, причем в огромных масштабах» (Томас Джефферсон, 1816 год). Насколько мы понимаем сегодня, в эпоху «глобализованного» мира, устоявшаяся всемирная финансово- банковская система может привести к тому, что какая-нибудь пустяковая проблема в США может наотмашь ударить не только по экономике любой страны, но и по всей мировой экономике в целом.