– Сережа, я в лесу, вернее, на даче под Марфином. Прошу тебя, забери меня отсюда, пока не поздно. Я буду ждать тебя на Сколковском шоссе, на повороте к Марфину. Пожалуйста, поторопись… никому не говори о моем звонке и где я, потом все объясню.

– Но где же я тебя найду? И как ты оказалась ночью в Марфине?

Рита и сама затруднялась ответить, где именно он может ее встретить. И вдруг, вспомнив о том, что Владимир Сергеевич привез ее на дачу на машине, на той самой черной машине, в которой она прежде ездила с Амфиараем, она сказала Сергею, что перезвонит.

Машину она водить умела, но плохо, Оскар позволял ей изредка покататься за городом, но и этого умения вполне хватило бы, чтобы доехать до МКАД и оттуда – до Троекуровского кладбища. Во всяком случае, центральный вход на кладбище был бы идеальным ориентиром, и там Можаров смог бы ее подобрать уже на своей машине. Она перезвонила и объяснила, где и в какой машине будет ждать его.

– Но почему на кладбище? Рита, что случилось?

– Я расскажу тебе все при встрече. Так ты приедешь за мной?

– А ты думаешь, нет?

– Значит, договорились.

Она отключила телефон, сунула его в карман и прямо на веранде переоделась, сняла с себя выпачканную в крови одежду и засунула ее в пакет. Завернулась в сорванную с окна шелковую занавеску, скрепив ее на груди булавкой и прихватив визитницу Владимира Сергеевича, в таком виде вышла из дома. Пакет она сунула под заднее сиденье, достала ключи и, чувствуя, как дрожит все тело, едва попала в замок зажигания. Завела мотор, затем снова вышла из машины, открыла ворота, вернулась в машину, дала задний ход и медленно выехала на дорогу, развернулась. Оставалось только запереть ворота. Проехав несколько метров по направлению к Сколковскому шоссе, она совсем замерзла и вынуждена была остановиться, чтобы накинуть на себя висевший за ее спиной кожаный пиджак Амфиарая. Или Владимира Сергеевича. Он хоть и не согрел, но в пиджаке она уже выглядела не так странно, как в шелковом коконе, и это придало ей уверенности в себе на тот случай, если ее встретит представитель ГИБДД.

Машина, казалось, не ехала, а плыла по густым и вязким волнам ее очередного сумасшедшего сна. Она устала от этих снов, от этих кошмаров, от разочарований и предательств. Нога ее давила на газ, и чем быстрее двигалась машина по пустынному шоссе, тем быстрее хотелось развить скорость с тем, чтобы в конечном счете взлететь, и уже оттуда, сверху, посмотреть на всех, кого она оставила внизу, другим, более осмысленным взглядом. Она так хорошо себе это представила, что испугалась. И вдруг поняла, что единственным человеком, который смог бы ее удержать от этого последнего в ее жизни полета, был Можаров.

Она, притормозив, достала из кармана чужого пиджака платок и, промокнув взмокший лоб, медленно покатила по Кольцевой автодороге по направлению к Троекуровскому кладбищу. Она знала, что меньше чем через час она увидит Сергея, и сердце ее при этом радостно сжималось.

– Брюсов переулок, я как-то совсем упустила из виду, что Оскар сдавал там квартиру… И что же вы увидели, когда вернулись в Москву с Троекуровского кладбища?

Лучи жаркого августовского солнца плескались в воде, прогревая маленьких уточек и лебедей. Рита с располневшей, на восьмом месяце беременности, Таей сидели на скамье возле самой воды в Ботаническом саду и не могли нарадоваться обществу друг друга. На коленях Таи лежала развернутая газета с раскрошенным батоном, которым они кормили птиц. Рита сутки назад вернулась из Лондона и теперь, отпустив няню с коляской, в которой спал маленький, месячный, Оскар, погулять по аллеям сада, была рада остаться наедине с подругой.

– В ту ночь, как ты понимаешь, мне и так хватило впечатлений, я Сергею ничего не сказала об этой квартире и о том, что рассказал мне перед смертью отец. Зачем ему знать, что какие-то два подвыпивших парня… не хочу даже вспоминать…

– А я отлично помню тот день, – сказала Тая. – Володя приехал сам не свой, сказал, что его, возможно, скоро посадят, хотя он здесь ни при чем. Я была уверена, что речь идет о валюте или каких-нибудь иконах, потому что до этого он чуть не вляпался, купив по дешевке ворованную икону, и тогда он откупился. Я только одного не могу понять, когда он успевал встречаться с тобой в этом лесу? Ведь я почти всегда приезжала на дачу вместе с ним. У нас за домом была целая плантация клубники, и мне даже нравилось ухаживать за ней.

– Вероятно, когда ты ухаживала за клубникой, твой муж ухаживал за мной. Ты представить себе не можешь, какие слова он мне говорил, какие стихи читал, выдавая за свои…

– А твои родители? Они тоже не замечали твоего отсутствия?

– Они знали, что я в лесу, гуляю, читаю, сочиняю стихи. Им бы и в голову никогда не пришло, что я встречаюсь там со взрослым мужчиной и ужасно хочу, чтобы он меня поцеловал. Не случись его в моей жизни, мне кажется, и я была бы другой, не такой чувственной, не такой импульсивной. Слишком рано меня разбудили. Начал твой Володя, и успешно продолжил Оскар.

– Да уж, ты ранняя девочка, ничего не скажешь. Но Оскар! Кто бы мог подумать, что и он тогда был с Володькой! Знаешь, может, я сейчас и скажу глупость, но мне кажется, что твой отец поступил правильно, что не подал в суд. Ну, посадили бы их, дальше-то что?

– Их не посадили бы, – неожиданно твердо сказала Рита и резко бросила в воду хлебный мякиш. – Они купили бы всех, начиная с судмедэкспертов и следователей и заканчивая судьей. Уж я-то теперь понимаю, от каких людей меня хотел оградить мой отец. И хотя оба эти убийства были спровоцированы все же психическим расстройством моего отца, так и не сумевшего оправиться от всей этой истории, все равно, согласись, поводов для того, чтобы ненавидеть Володю и Оскара, у него было больше чем достаточно. И дело не только в изнасиловании, а в том, что они собирались в дальнейшем использовать свое влияние на меня, чтобы я помогала сбывать им предметы антиквариата. Им нужна была такая женщина, как я, которой можно было бы манипулировать, как это делал все эти годы Оскар.

– Им нужна была красивая женщина, поэтому они и выбрали тебя, – поправила ее с грустной улыбкой Тая. – Заметь, я нисколько не ревную… хотя всегда знала, что Володя неравнодушен к тебе, да и Оскар мне как-то проговорился о том, что они на тебя чуть ли не поспорили.

– И ты все это время молчала?

– Да брось, Рита… Теперь, когда наших мужей нет и у нас впереди целая жизнь, у тебя есть Сережа и маленький Оскар, а у меня – Сашенька и скоро будет маленькая девочка, мы должны как можно реже возвращаться к столь тягостным для нас воспоминаниям. А вот твоего отца жалко…

– Да уж… Я и предположить не могла, что он так тяжело переживает из-за меня и того, что произошло…

– Ты начала рассказывать про Брюсов переулок, – напомнила ей Тая. – Что имел в виду твой отец, когда сказал тебе о той квартире?

– Брюсов переулок, – вздохнула Рита. – Никому Оскар эту квартиру не сдавал. Там был своеобразный склад, или штаб, где последнее время жил мой отец и куда стекалась вся информация, касающаяся их деятельности… Оказалось, что твой Володя солгал мне, когда сказал, что Оскар отказался сотрудничать с ним и Амфиараем. Они работали вместе, но если Амфиарай и Владимир Сергеевич были в постоянных разъездах, то Оскар помогал им здесь. И это именно он вывел их на Юза и его покровителей. Но самое ужасное, что они вовлекли в это дело и моего отца. Те операции, которые они проделывали с драгоценностями вроде желтого бриллианта, повторились в других ювелирных магазинах и скупках. И мой отец выступал в роли статиста. Как и Тамара Петровна, та женщина, которая присматривала за квартирой Амфиарая. То есть это он приносил ту или иную вещь, которая требовалась на тот день ювелиру, чтобы перепродать ее в два или три раза дороже. Моего отца тоже держали при себе угрозами, что в случае, если он откажется работать на них, они расскажут мне о том, как он поступил со мной.