Его речь вызвала бурю негодования среди высших военных чинов. Что уж и говорить, мой друг не считался с традиционными авторитетами, соблюдал приличия по настроению и никогда не испытывал страха перед власть имущими. Говорят, такое поведение проистекает из наличия высокого интеллекта, но Инчиваль просто не отказывал себе в удовольствии быть таким, каким ему хотелось быть.

Ну а пока военные роптали, те немногие гражданские, что сумели протиснуться на выступление, аплодировали стоя. В них-то альтруизм мескийского тэнкриса пробудил восторг и заставил кричать «браво». Особенно надрывался плотный рыжий господин, несколько часов назад потреблявший дары моря в «Ресторации Гиганто». Он работал ладонями на износ и вопил: «Гениально!»

У меня появились смутные подозрения. Вроде бы ничего примечательного, разве что на редкость яркая рыжина, да и то, что он трапезничал в одном помещении и в одно время с Инчивалем, а потом пришел на его выступление, ровным счетом ничего не значило… но я все равно ощутил какое-то беспокойство. А потом начался полный бардак.

Сцена озарилась ярким бирюзовым светом, который погас так же быстро, как вспыхнул, оставив после себя шесть непонятных личностей. Один из них был облачен в водолазный скафандр – сферический трехболтовый шлем красной меди, привинченный к медной же манишке, – водолазную рубаху и зачем-то парусиновый плащ. Из иллюминаторов шлема текло ровное бирюзовое свечение. Остальные обошлись парусиновыми плащами с капюшонами. Двое из них аккуратно поддерживали водолаза под руки, будто тому было тяжело стоять.

– Простите за внезапное вторжение, – прогудел голос из шлема, – мы сейчас же покинем вас, только заберем Инчиваля эл’Файенфаса и его изделия.

Надо отдать должное телохранителям и адъютантам, не все из них оказались бестолковыми паникерами. Как только до зрителей дошло, что внезапное появление не было задумано в рамках презентации, часть телохранителей ринулась к своим нанимателям, а другая часть открыла огонь. Водолаз вскинул руку, и произошло… что-то. Появилась стена едва зримого бирюзового мерцания, в которой пули завязали, словно в болоте, и прекращали двигаться. Водолаз шевельнул пальцами – свинцовые комочки, звеня, осыпались на пол.

– Осознайте свое бессилие и…

Через распахнувшиеся двери ворвались в зал пепельные драгуны с короткими палашами и «Пфальцерами-7» в руках. Они осознавали лишь то, что великий кениг находился в опасности. Сосредоточенные и молчаливые гвардейцы ринулись на сцену, но вновь произошло что-то. Я видел, как из главного иллюминатора шлема ударил поток бирюзового света, и попавшие в него… истлели. Их плоть сгнила на глазах, кости рассыпались, мундиры расползлись, а броня и оружие распались ржавой пылью.

Вопли ужаса наполнили зал, вновь поднялась бесполезная пальба и прогремел голос водолаза:

– Довольно!

Он щелкнул пальцами – волна бирюзового света прокатилась по помещению, и все разом стихло, все замерло, носители разума обратились неподвижными статуями, пули и клубы дыма зависли в воздухе, звуки умерли.

– Торопитесь, подтащите ко мне изобретателя и его изделия.

Безмолвные слуги принялись исполнять, сгребая все в кучу у ног водолаза, и лишь когда они направились к Инчу, я наконец сбросил с себя оковы оцепенения.

– Себастина, к оружию! Мы должны… Себастина?

Моя горничная смотрела на меня спокойным отрешенным взглядом, такая же неподвижная, как и все вокруг. Ее лицо было твердым и холодным.

– Проклятье! – прошептал я.

Один из подчиненных уже приближался к замершему на сцене Инчивалю, который так и не успел вытащить из потайного кармашка пиджака свои ножницы. Я поднял «Пфальцер-7» и отправил пулю прямо в капюшон. Лязгнуло. Нелепо взмахнув руками, враг упал на пол, остальные развернулись в мою сторону.

– Что это значит? – донесся голос из шлема. – Ты не можешь двигаться, я остановил твой темпоральный поток…

– Меня не остановили даже официальные похороны, – пробормотал я, продвигаясь ближе к сцене по проходу между рядами, где замерли успевшие вскочить зрители.

– Как необычно. Приведите этого индивида ко мне живьем.

Двое подчиненных бросили все и ринулись навстречу, расшвыривая «статуи» в разноцветных мундирах. Я открыл огонь, стараясь не задевать этих самых «статуй», и три выстрела из четырех настигли свои цели, но не остановили их. Враги двигались быстро, между нами находилось много препятствий, и даже я не мог попасть в головы при таких обстоятельствах, а попадания в корпус лишь отдавались громким металлическим лязгом.

Когда враги опасно сократили дистанцию, мне пришлось сунуть пистолет обратно в кобуру и отступить, вынимая из трости спрятанный клинок. Из широких рукавов их плащей со щелчками вытянулись телескопические клинки, которыми они принялись хладнокровно убирать с дороги лишние препятствия. Несколько «статуй» рассекли на части, но из ровных срезов не вытекло ни капли крови, словно то были вовсе и не живые существа, а гипсовые модели из анатомического кабинета.

Наконец наши клинки встретились, и мне сразу пришлось несладко. Краем глаза следя за сценой, я старался не дать распороть себя, а все мои контрнаступления причиняли вред лишь парусине, но соскальзывали со скрытой под ней брони. Отбросив ножны, я высвободил из левого рукава нож и стал орудовать уже двумя клинками, что помогло лишь немного. Не знаю, чем бы закончился этот поединок, не будь он вдруг прерван.

– Слишком долго, у меня нет на это времени!

Один из помощников оставил водолаза и подтащил окаменевшего Инча к груде автопротезов, заодно прихватив и того, кому я прострелил череп. Мои же прямые оппоненты втянули клинки в рукава и бросились к сцене. Выронив холодное оружие, я вновь выхватил пистолет, в рукоятку скользнул магазин, полный ртутных пуль, и через миг одна из них попала последнему убегавшему в поясницу. Он тот же миг упал, разделенный пополам. Я решил, что враг погиб мгновенно, но ошибся – его верхняя половина, быстро перебирая руками, поползла дальше, и только тогда я вдруг осознал, что вокруг врагов не витало ни единой зримой эмоции.

Подхватив свой клинок и догнав ползуна, я не без труда пригвоздил его к полу и ринулся дальше. Выбрасывая в ладонь нож из правого рукава, я запрыгнул на сцену и наставил на водолаза ствол. Все четверо стояли неподвижно, глядя на меня без страха, гнева или интереса, только вокруг предводителя удалось почувствовать эмоции, приглушенные как крик человека, которого душат подушкой.

– Я даже не мог подумать, что такое возможно, – наконец заговорил водолаз. – У тебя два темпоральных потока вместо одного. Поразительно. Я остановил первый, а второй продолжает течь… один из твоих предков родился не в этом мире, верно? Я вижу на тебе печать Черной. Ненавижу Черную. Передай ей, вскоре я найду сердце и явлюсь поквитаться за былое…

Я выстрелил три раза, но двое подручных ринулись на пули, закрывая предводителя, а третью он успел остановить щелчком пальцев, после чего мерцание исчезло, и последний носитель капюшона шумно плюнул в меня чем-то. Три промелькнувших в воздухе снаряда впились в левую руку, грудь и правое бедро, отчего я выронил револьвер и рухнул на сцену, в то время как бирюзовый свет в иллюминаторе усиливался. Явственно предстала перед глазами картина, как мой прах смешивается с другим, усыпавшим все вокруг… Даже подумать не мог, что умру вот так внезапно. Надо было сделать еще столько дел, а я валялся и смотрел, как меня собираются буквально уничтожить. Будь рядом Себастина, такого бы не произошло…