вираж, и в окно я успела увидеть, как за не-мертвыми вспухает, тошнотворно перекатываясь, темное нечто. Сжалось и…

Внутри дернулась и оборвалась струна, по ушам ударило тишиной, и меня с новой силой вдавило в спинку сиденья. Ворнана отбросило назад, он что-то выкрикнул, от него плеснуло изумрудным, по магмобилю, выгибаясь куполом и сплетаясь где-то наверху, ползли струящиеся, как вода, сполохи. От количества вложенной силы даже у меня заныли зубы и зашевелились волосы. И тут мрак докатился и коснулся щита. Пешта скрипнул зубами, зелень сделалась ярче и пронзительнее, выцветая почти до золота… А потом мы вырвались, и я поняла, что все это время не дышала. Болело в груди и кончики пальцев кололо иголками, в голове мерзко звенело.

– Останови, – сквозь зубы процедил ведьмак и почти сразу же вывалился наружу. 

Я рванула следом, но запуталась в непослушных ногах и платье. Лайэнц вышел одновременно со мной. Ворнан был бледен, сидел, опершись на капот, острые риски прядей прилипли на взмокший от испарины лоб. Пешта глубоко и шумно дышал. Безвольно лежащие на коленях руки мелко дрожали.

– Вы как? – спросил Лайэнц, потому что у меня вдруг ослабли колени, и сердце забилось под горло так, что вместо слов вышло бы невнятное блеяние. – Вы чуть не надорвались…

– Чуть, – он сглотнул, – верное слово. А нас только краем задело.

– Первая?

– Она самая. Я в таком однажды… Правда, ближе к эпицентру был.

Однажды умер, хотел сказать он, но не сказал, просто посмотрел на меня свечами глаз. Волосы сделались жестче, и стали больше походить на перья, тлеющие по краю рыжим, черты лица заострились, все больше обретая птичьи абрисы. 

– Там провал за грань. Я слышу как… Зовет… – Он посмотрел на свои руки с вытягивающимися вместо ногтей черными когтями. – Вот дерь…

Не договорил, потому что я подошла и, дернув его за подбородок вверх, вдохнула в приоткрывшийся рот. Я ничего не понимаю в этих обменах энергиями, просто поделилась желанием жить и воздухом, как с тем, кому вдруг стало нечем дышать. 

– Получилось? – сама едва дыша пролепетала я, отрываясь от его ставших вдруг весьма настойчивых губ.

– Вполне, – вполголоса ответил Ворнан, он стоял, прикрыв глаза и прижимаясь своим лбом к моему, руки, тисками обхватившие меня, были уже человеческими, и в волосах больше не плясали искры. – Жаль, что поздно, грань слишком близко, он все равно меня услышал. Так что считайте, что я просто отвлекся и перестал искрить.

– И сверкать глазами, – добавила я, понимая что ощущение разверзающейся под ногами бездны не только мое.

– И это тоже.

Он отпустил меня, нырнул в магмобиль, собрал комом наши невеликие пожитки и сказал замершему столбиком Лайэнцу:

– Уезжайте отсюда. Немедленно. А, да, – он сунул мне мое пальто и трость, надел свое, порылся по многочисленным карманам и протянул вампиру разглаженный о коленку чек. Еще тот, что он хотел всучить мне. – Держите.

– Я… Нет! Я же не из-за денег! 

– Верю. Считайте, это инвестиции. Или мобиль назовите ее именем. Это же ее деньги. Нам все равно его не обналичить, сразу отловят.

Ворнан шагнул ближе и положил чек в кармашек жилета Феррато.

– Дуйте отсюда, Лайэнц! 

Затем Пешта нахлобучил на меня пальто, взял под руку и повел обратно, туда, где распахивалась бездна, в темноту. Я обернулась и махнула Феррато рукой. Ворнан мог и не держать меня, я и так пошла бы за ним куда угодно, только ему об этом знать было не обязательно.

Феррато уехал, а мы отошли не так уж и далеко, когда воздух окрасился черным и из дымного вихря шагнул кукловод. Один.

– Сын.

– Силард. Ты один? А как же товарищи по посмертию?

– Семейная встреча, – отозвался лич, перевел взгляд своих черных глаз без белков на меня и обнажил в улыбке зубы-иглы. Натянулась и пошла трещинами кожа на лице, черная кровь заполнила складки, будто на щеках чудовища отпечатались чьи-то костистые крылья. – Элена’ сияешь ярче, чем когда либо прежде.

Неуловимое движение, полшага, и меня от чудовища закрыла спина того, что сам считает себя тварью. Только он не тварь – творение, чудо, бесконечно возрождающееся из пепла яростное пламя, темный огонь – феникс.

– Я уже говорил. Я не пойду с тобой.

– Я не звать тебя пришел. Посмотреть. На вас. Так или иначе, часть задуманного исполнилась, значит, исполнится и другая часть. Так должно быть. Четверо как один: мертвое железо и дерево, серебро и кость, рубин и обсидиан, черный огонь и звезда во тьме. Расколоть целое можно не только снаружи, но и изнутри. – Крево умудрился помотреть на меня сквозь Ворнана. – Ферка любит играть, но сейчас не наш ход. “Бита” или “импульс”? – Перевел взгляд на сына. – Твой.

– Я не стану играть по твоим правилам. Я не такой как ты.

– Все рамки, правила и ограничения, которые создавались, создаются и будут созданы нами, ходящими за грань, существуют только для того, чтобы мы учились ходить по этой грани и за, не разрушая границ, находить путь между и над. Во тьме. Но ты никогда не поймешь, как темен ты сам, если рядом не будет света. Достаточно искры. И, – он усмехнулся, заново раскрасив черным свое лицо, – я был с ней первым.

– Не важно, кто был первым, важно, кто останется до конца, – ответил Ворнан протягивая руку назад, за спину, туда, где стояла я, касаясь чуть шершавой кожей моих пальцев.

Навстречу. И яростное темное пламя, обняло меня всю. Больше не обжигало, и пепел не забивал горло, потому что я обняла в ответ.

Мгновение невесомости. Удар. И нечем… 

Я задохнулась от схваченного воздуха, ледяной ветер стеганул по голым коленкам и плечам, мгновенно окрасив меня в непередаваемо синюшный цвет. 

– Глядь, – сказал Пешта, видимо, восхитившись видом коленок и сверкающих бешенством глаз, и принялся торопливо заматывать меня в свое пахнущее дымом пальто. Из всей имеющейся на мне одежды было только белье. И трость в руках. А этот гадкий птиц опять остался при своем.

8.3

Хоран Ливиу открыл дверь собственноручно. И даже сделал вид, что визитер в одном костюме с замотанной в пальто босой дамочкой на руках не слишком редкое явление. 

Пламенный птиц не долетел всего ничего, если на тебе