– Успокойся, родная, – тихо прошептал он. – Тебе просто надо привыкнуть ощущать все на максимуме.

Как к такому можно привыкнуть? Такое ощущение, что в моих настройках кто-то перевел все ползунки эквалайзера до упора вверх. Неужели санклиты всегда так чувствуют? Как они с этим живут и не сходят с ума? И что, теперь и мне придется сосуществовать с этим… вечно? Если – или пока – Охотники не положат конец этим мучениям.

– Все будет хорошо. – Мужчина осторожно притронулся горячими ладонями к моей талии.

– Ничего уже не будет хорошо. – Прошептала я, вздрогнув всем телом. – Никогда.

– Саяна…

– Не прикасайся ко мне! – пришлось задержать дыхание, чтобы не впасть в истерику.

Не глядя на него, я развернулась и пошла – не знаю, куда, лишь бы подальше от Горана. Ноги принесли на кухню. Стакан ледяной воды, выпитый залпом, ничем не помог, только жутко заломило зубы. Согнувшись пополам, как обычно бывало при приступе гастрита, я застонала.

– Что с тобой? – Горан помог сесть на стул. – Саяна, не молчи!

– Да отстань уже! Благодаря тебе я бессмертна! Что со мной может случиться?!

– Не знаю. – Он присел рядом на корточки. – Ты единственная. До тебя не было людей, ставших такими.

– Как вообще это произошло?

– Благодаря Лилиане. Она ответила на мои мольбы – послала, не знаю, как это назвать, видения, скорее всего.

– С чего ты взял, что это не твое воспаленное воображение?

– При посвящении в главу клана было похожее.

– Если она могла сделать человека санклитом, почему позволила своему любимому состариться и умереть?

– Насколько я помню, он был священником, а в те времена нас считали…

– Исчадиями ада. – Я горько усмехнулась, вспомнив слова Глеба. – Многие считают так до сих пор.

– И ты?

– Какая разница, Горан? – я равнодушно пожала плечами. – Тебя не особо волновал вопрос спасения моей бессмертной души, когда ты воткнул кинжал в мое сердце.

Побледнев, санклит отвел взгляд.

– Возлюбленный Лилианы хотя бы имел возможность сам решать. И она уважала его выбор. Мне ты такого шанса не оставил. Несмотря на наш договор.

– Прости, родная!

– Задницей чую, есть еще что-то, – прищурившись, пробормотала я.

Слова сорвались с губ до того, как разум осознал их. Новый орган чувств явно справлялся со своей работой.

– Есть. – Тихо подтвердил мужчина.

– Говори.

– У тебя запас жизни всего в день.

– То есть ты просто продлил мои мучения еще на сутки?

– Нет. – Он прикрыл глаза и явно заставил себя договорить. – После этого тебе нужна заемная жизнь.

– Предлагаешь стать убийцей?! Никогда!

– Я договорился с Анной – главой клана Якоба, женщина из тех, кто добровольно жертвует жизнь, уже в пути.

– Ты серьезно?

– Саяна, другого пути нет.

– Есть. Я не буду никого убивать.

– Родная, когда заемная жизнь санклита подходит к концу, начинается Голод. Ужаснее этого нет ничего на свете.

«Я словно умирала… эта боль… но еще… ощущение внутри, словно энергия утекает, по капле! Потом стало так больно, будто кожа слезает пластами! Я орала от боли! Мне такое мерещилось! Страшнее этого нет ничего! Я думала, что уже в аду!»

Кажется, так говорила Кира.

– Ты обрек меня на жуткие мучения, вместо того, что позволить умереть спокойно. – Прошептала я. – За что, Горан?

– Ты должна взять ее жизнь, Саяна!

– Ни за что! – я встала и медленно попятилась к двери.

Он понял, что я намерена делать еще до того, как осознание этого пришло в мою голову.

Бежать как можно дальше от него, от такой участи, которая страшнее смерти. Бежать прямо сейчас!

– Я не могу этого позволить! – санклит перехватил меня на лестнице, сжав стальное кольцо рук вокруг талии.

– Отпусти! Ты не имеешь права!

– Не имею. Но не отпущу! Один раз ты уже умерла! Второго раза не будет! – он затащил меня в комнату.

– Я не возьму ее жизнь! – из груди вырвался нечеловеческий рык.

– Возьмешь!

– Никогда! – после тяжелой пощечины он едва устоял на ногах. – Ненавижу тебя!

– Знаю. Заслужил. Но ты это сделаешь.

– Нет! – последовала новая пощечина.

– Бей, сколько хочешь, все стерплю. – Тихо сказал санклит.

– Никогда тебя не прощу! – прошипела я, отступая. – С этого мгновения и навсегда – между нами все кончено!

Побледнев, он прикрыл глаза. По лицу заструились слезы. Но на жалость в моей душе, раздираемой ненавистью, места уже не имелось.

– Тогда, на скале, увидев тебя, я решила, что ты мой Ангелхранитель. А ты оказался моим палачом! Ты еще хуже Хана! Гораздо хуже! – слова хлестали наотмашь. – Будь проклят тот день, когда дьявол свел нас! – когда знаешь слабые места, причинить невыносимую боль так легко! – Нужно было выбрать Данилу, а не тебя! Отныне ты не существуешь для меня! И тебе придется смотреть, как я умираю – в мучениях – до последней секунды, зная, что ты повинен во всей этой боли! А потом ты навсегда останешься один! И никогда – ни на этом свете, ни в другом, не дождешься моего прощения!!!

Пошатнувшись, он сел на кровать.

Я подошла к нему и взмолилась срывающимся голосом:

– Отпусти, пожалуйста, Горан.

– Не могу. – Сквозь слезы прошептал он, не поднимая головы.

– Я не возьму ее жизнь, ты же знаешь.

– Тебе придется. Ты будешь бороться до последнего, уверен. И каждое мгновение того ада, в который я тебя отправил, будет снова и снова убивать меня. Но ты это сделаешь. Никто не способен этого выдержать.

– Будь ты проклят! – потрясенно прошептала я, отходя от него.

– Уже проклят, родная.

Секунды медленно складывались в минуты. Время стало таким тягучим, что легко можно было ощутить себя крошечным насекомым, увязшим в капле смолы. Как не дергайся, все уже кончено. Прилипли лапки, склеились крылья, не вырваться. Медленная равнодушная смерть обтекает со всех сторон, ее не тронут ни мольбы, ни упреки, ни проклятия. Жизнь продолжится и без тебя. А ты останешься немым укором тем, кому наплевать.

Я лихорадочно искала варианты, но он был всего один. Все это время кинжал на перевязи касался моего тела при