Этот весьма храбрый, но в высшей степени несчастный человек был внезапно выведен из беспечной уверенности в безопасности и поставлен лицом к лицу с чрезвычайно критическими обстоятельствами. Когда ему донесли, что с моря идет эскадра Нельсона, многие матросы с его кораблей были со шлюпками у берега для наливки пресной воды на расстоянии трех или более миль от якорного места. Они были, конечно, сейчас же отозваны, но далеко не все успели возвратиться. Брюэс все еще лелеял надежду – с которой он в самом деле и не мог бы расстаться, не впав в отчаяние, – что неприятель не решится подвергать себя с надвигавшейся ночью опасностям незнакомого фарватера, и не мог догадаться о его намерении, пока английские корабли, пройдя остров Абукир, не вошли в бухту. Поспешно созванный тогда Брюэсом совет из старейших на эскадре офицеров повторил уже раньше состоявшееся решение принять бой – раз уже принять его было необходимо – на якоре. Французский адмирал, по-видимому, даже и после этого колебался, так как приказал поднять на место брам-реи, что не могло иметь иного значения, кроме того, что он собирался сняться с якоря. Он рассчитывал еще, что ночь даст ему время сделать приготовления, которыми так долго пренебрегал. Он плохо знал человека, которого, впрочем, тогда и сама Англия лишь едва знала. Не теряя ни минуты, без страха перед неизвестностью, но в то же время со всеми предосторожностями опытного моряка, Нельсон шел прямо к цели, давно уже мысленно освоившись и с трудностями плавания, и с возможными случайностями и с риском ночного сражения. Французы поспешно готовились к бою и, будучи убеждены в том, что неприятель не посмеет зайти по внутреннюю сторону их линии, загромоздили батареи левых бортов множеством предметов корабельного обихода, удаление которых составляет одну из необходимых мер при приготовлении судна к бою.

В течение получаса Брюэс оставался беспомощным и безнадежным, хотя и бесстрашным зрителем подавляющей атаки, совершенно им не ожидавшейся и направленной именно против наиболее обеспеченной, по его мнению, от нападения части его эскадры.

Вскоре он был освобожден от этой томительной агонии пассивного ожидания представившимся ему случаем действовать. «Беллерофон» и «Маджестик», оба 74-пушечных корабля, стали на якорь снаружи линии и на траверзе, первый – 120-пушечного флагманского корабля «Ориан», а второй – стоявшего за ним 80-пушечного корабля «Тоннант». Тьма только что сгустилась над водою, когда прибытие этих двух кораблей закончило первую сцену трагедии. Британские суда, сражавшиеся до тех пор под своими белыми флагами, как легче различаемыми ночью, подняли теперь еще каждый по четыре фонаря, расположенных в горизонтальном направлении, для распознавания друг друга.[45]

Между тем славного собрата Нельсона по оружию, Трубриджа, постигла грустная неудача: его корабль «Каллоден» отстал немного от эскадры, когда последняя огибала отмель и, правя уже самостоятельно, наскочил на ее наружную оконечность в три четверти седьмого часа. Там он и оставался, несмотря на все усилия его доблестнейшего командира, до двух часов следующего утра, когда битва уже прекратилась. Однако он послужил как бы бакеном для двух остальных кораблей, «Александр» и «Свифтшур», которым приходилось проходить это опасное место в темноте. Эти два корабля, вместе с 50-пушечным кораблем «Линдер», прибыв после восьми часов, в критический момент битвы, явились резервом там, где британцам приходилось плохо.

«Беллерофон» и «Маджестик» уступали своим противникам, в особенности первый, которому пришлось иметь дело с кораблем двойной сравнительно с ним силы, тем более что он стал совсем на его траверзе, так что подвергался огню всех его бортовых орудий; поэтому «Беллерофон» скоро был почти совершенно разбит. В течение трех четвертей часа у него были сбиты грот и бизань-мачты, а еще через полчаса, не будучи в состоянии выносить долее убыль людей и поражение корпуса и рангоута, он обрубил канат и вышел из сферы огня. Сейчас же вслед за тем у него упала и фок-мачта; потеряв уже сорок девять человек убитыми и сто сорок восемь ранеными из экипажа в шестьсот пятьдесят человек, он беспомощно дрейфовал вдоль неприятельской линии, получая последовательно залпы французского арьергарда. В это время подошел «Свифтшур», и его капитан Галлоуэль, увидев судно без флага и огней, прежде чем открыть по нему огонь, окликнул его. Убедившись, что это был английский корабль «Беллерофон», он немедленно отдал якорь, став против правого крамбола «Ориан». Сейчас же после этого подошел «Александр» и отдал якорь против левой раковины трехдечного корабля. «Линдер», с приличной своим силам осторожностью, стал против левого крамбола «Франклена», стоявшего непосредственно впереди «Ориан», и, заняв таким образом сравнительно безнаказанное положение, громил продольными выстрелами оба французских корабля. Центр французской эскадры сделался теперь в свою очередь жертвою сосредоточения неприятельского огня, подобно тому, как в начале битвы такою же жертвой был авангард, и здесь-то именно и произошла ужаснейшая катастрофа.

Около десяти часов вечера заметили, что французский флагманский корабль загорелся, – от причины, которую никогда не удалось узнать в точности. Британские орудия, наведенные на объятую пламенем часть корабля, парализовали все усилия потушить пожар, и огонь быстро распространялся. Судьба пощадила столько же храброго, сколько и несчастного Брюэса от мучительного созерцания этого последнего бедствия: в половине девятого у него, уже дважды раненного, пушечным ядром оторвало левую ногу у бедра. Он не позволил снести себя вниз и спокойно и с достоинством скончался на палубе за несколько минут до начала пожара.

В десять часов «Ориан» взлетел на воздух. Пять кораблей из находившихся впереди него уже сдались, а перед полночью спустил флаг и 80-пушечный корабль «Франклен».

На шести французских кораблях флаг еще развевался, но они сдались далеко назад – потому ли, что канаты их были перебиты снарядами, или потому, что они нашли это необходимым, чтобы не пострадать от взрыва «Ориан». Три из арьергардных кораблей, считая с концевого, принимали лишь незначительное участие в сражении; из других же «Тоннант» потерял все свои мачты, а «Эрье» и «Меркюр» получили значительные повреждения.

Первоначальная атака тринадцати британских кораблей (считая в том числе и 50-пушечный «Линдер») сосредоточивалась только на первых восьми кораблях французской линии, до корабля «Тоннант» включительно. Когда эти корабли были один за другим разбиты, британцы спустились ниже и вступили в бой с арьергардом противника; но тогда силы их атаки, разумеется, уже ослабли от понесенных ими самими потерь, не говоря уже об утомлении экипажа от усиленной работы и возбуждения предшествовавших часов. Тем не менее, когда «Меркюр» спустил флаг, то оказалось, что он потерял сто пять человек убитыми и сто сорок восемь ранеными, и из всех его орудий только шесть остались пригодными к дальнейшей службе. О» потерях «Эрье» не говорится, но у него было до девяти футов воды в трюме.