Экипаж состоял из шести человек: двух пилотов, штурмана, бортмеханика, двух стрелков. Компоновка самолета — свободнонесущий моноплан с разнесенным оперением. Б-25 обладал крепким корпусом. Имел шасси с носовой стойкой. Использовались два мотора Райт по 1350 л. с. (в дальнейшем до 1700 л. с.) с винтами-автоматами, современное навигационное оборудование, сильное оборонительное вооружение: спаренные крупнокалиберные пулеметы.

25 августа 1942 года — через полгода после разгрома американской морской авиации в Перл-Харборе — шестнадцать самолетов Б-25, взлетев с палубы авианосца, совершили налет на Токио. Вернуться, сесть на палубу они уже не могли. Вынужденную посадку совершали в СССР и Китае. Летчики спасались в основном с парашютами. Все машины погибли. Из семидесяти пяти человек команды пятеро летчиков погибли, десять попали в плен, остальные вернулись в США. На тихоокеанском театре Б-25 хорошо показал себя как штурмовик и охотник за кораблями противника. Шесть крупнокалиберных пулеметов создавали лавину огня. На отдельных самолетах ставили пушку, применяли и как торпедоносец, подвешивая торпеду в полуоткрытом люке.

По ленд-лизу СССР получил восемьсот шестьдесят один Б-25 разных модификаций. Вначале «Митчеллы» шли окольными путями в основном через Иран — около ста двадцати боевых единиц. Их вели гражданские экипажи из компании «Пан Американ» из США через Бразилию, Атлантический океан, Ближний Восток. Но с октября 1042 года самолеты доставлялись по сибирской трассе — АЛСИБу.

В качестве фронтового бомбардировщика Б-25 на Западном фронте, где ПВО обеих противоборствующих сторон была более развитой, оказался менее эффективным и более уязвимым, чем Пе-8, зато в качестве дальнего бомбардировщика (с дополнительным бензобаком) Б-25 потеснил даже наш Ил-4.

Б-25 в музее в Монино.

С первого взгляда «Милашка» действительно казалась совсем маленькой по сравнению с теми бомбардировщиками, на которых бамовцам приходилось летать. Впечатление обманчивое и происходило оттого, что стоял Б-25 на шасси с передней стойкой. При взлете и посадке обзор у летчика здесь гораздо лучше. Ознакомившись поближе с новой машиной, бамовские летчики с удовлетворением отметили хорошее оснащение самолета. Правда, локатор не был установлен — хотя гнездо для него было предусмотрено, сами приборы отсутствовали. Должно быть, их не успевали производить. Жаль, конечно, но бамовцы — народ не избалованный. Зрение, осмотрительность, интуиция заменяли им многие приборы.

Машина, как и говорили перегонщики, оказалась легкой в освоении. С американской системой мер — футами, дюймами, галлонами — разобрались быстро, а для начала запаслись переводными таблицами.

Экипаж также складывался крепкий. Самыми опытными оказались воздушные стрелки Алексей Чуркин, Дмитрий Медведев, Иван Дерюжков — они воевали чуть ли не с первого дня. Кудряшов с Румянцевым тоже не новички — успели сделать не менее сорока боевых вылетов. Не хватало только правого летчика. И тут среди молодых пилотов, рвавшихся на фронт, встретился им летчик-казах Кусан Саденов.

Смышленый и старательный Кусан сразу всем понравился. Ранним утром в Красноярске, пока пилоты прогуливались по полю аэродрома, Саденов без лишних слов, надев старый комбинезон, расчехлил моторы, вычистил гондолы, подтянул ключами гайки, короче, навел полный порядок в своем хозяйстве. Когда прибыли техники, делать им было практически нечего.

Полковой инженер признался Кудряшову:

— Слушай, Костя, шестнадцать лет я в авиации, а такого не видел, чтобы второй пилот так технику любил и гондолы вылизывал…

— Это из нашего экипажа, — с гордостью объявил Кудряшов, как о деле давно решенном, и крикнул молодому пилоту по-казахски: — Саламат сызба, Кусан. Калкалай?..

— Здравствуйте, командир, — почтительно ответил Саденов, вытирая ветошью руки. — Дела идут хорошо.

Кудряшов искренне радовался, что нашел отличного напарника. Он знал за собой большой недостаток. В горячей ситуации порой увлекался и был способен на авантюрные решения, мог допустить грубую ошибку — а если она окажется непоправимой? Это казалось невероятным: летает прекрасно, а иной раз такой фортель выкинет…

В молодом казахе командир распознал твердый характер и прежде всего выдержку, которой ему самому порой недоставало. У Саденова к тому же оказалось исключительно острое, просто орлиное зрение. А в ночном полете над вражеской территорией важнее всего увидеть противника первым. Это означало выжить и выполнить задачу. Радиолокационные станции тогда были несовершенны, и вероятность второй встречи в небе практически равнялась нулю.

Саденов иной раз за полкилометра и даже дальше различал в темноте силуэт истребителя-перехватчика.

— Смотри, командир, самолет, — без малейшего волнения в голосе, как будто с удивлением докладывал он Кудряшову.

— Где? Не вижу.

— Вон, вверху справа…

— Точно, он! — И тяжелая машина срывалась в крутой вираж, уходя от опасности в облака, в черноту ущелий. На такие штуки Кудряшов был великий мастер. Главное — увидеть первым.

Позже Кудряшов не раз хвалил себя за верный выбор. Саденов стал для него не только надежным помощником, но и жестким контролером и верным товарищем.

Однажды после бомбардировки, с пробитыми в нескольких местах плоскостями, они возвращались, усталые, на аэродром Астафьево. Самолет вышел на посадочную прямую, но перед самой полосой резким порывом ветра машину отнесло в сторону. Надо было подниматься и повторять заход. В тот момент, когда бомбардировщик начал набирать высоту, Кудряшов вдруг непроизвольным движением убрал газ на себя, совсем выключив подачу смеси. Кусан тотчас ударил командира по руке, да так, что «барашек» с рычага вылетел.

Штурман закричал, обеспокоенный:

— Что там происходит у вас?

Кудряшов не ответил, он молчал, пораженный своей оплошностью.

— Да вода попала в мотор, — недовольно отозвался Саденов, не глядя на командира. — Отключили, на одном будем садиться.

Ничего не сказал ему потом Кудряшов. Молчал и Саденов, только отыскал далеко закатившийся «барашек» и приладил на место.

В действующей армии у бамовских летчиков оказался могучий покровитель — Сергей Алексеевич Ульяновский. Бывший пилот экспедиции стал теперь заместителем командира авиадивизии. Правда, узнать Ульяновского поначалу было трудно из-за ожогов на лице, В одном из первых боев его СБ — скоростной бомбардировщик — подбили; весь экипаж погиб. Он один, полуживой, обгоревший, долго полз, не видя ничего перед собой. Полз на лай собак. На его счастье, встретилась старушка-колхозница, которая не побоялась расстрела — спрятала и выходила раненого летчика.

— Вас за меня немцы замучат. Уйду я…

— Поднимешься, тогда уйдешь.

Когда он окреп, партизаны помогли ему перейти линию фронта. Ульяновский не забыл спасительницу. После освобождения района он навестил свою вторую мать, отписал на нее свой денежный аттестат, часто посылал посылки с продуктами.