— А не видели ли вы, свидетель, как производили расстрел солдат Ярушинской бригады?

— Видел, как их гнали с фронта в Уч-Арал, — ответил Матаганов. — У всех солдат такое настроение, что их ведут на расстрел. Возвращающиеся повозочники потом рассказывали, что их расстреляли где-то за Уч-Аралом.

Заметим, что о расстреле бригады Матаганов знает по слухам и со слов повозочников, которые при сём не присутствовали и также пользовались слухами, поэтому доказательственная сила его показаний ничтожна.

7 августа суд, полагая, что подавленный и деморализованный Денисов хоть как-то подтвердит этот пункт обвинительного заключения, задаёт вопрос:

— А вот скажите, Денисов, показания свидетеля Елфимова о расстрелах в камышах Ярушинской бригады правдоподобны?

Денисову достаточно было сказать только одно слово, и это, возможно, зачлось бы ему при вынесении приговора. Но он не стал лгать:

— Я слышал переговоры по телеграфу. Было решено ненадёжных отправить в распоряжение командования. Их отправили, разбив по группам. Но они не были расстреляны! — категорично заявил он.

Однако суду нужно было спасать следствие и доказать, что расстрел Ярушинской бригады имел место. Поэтому на утреннем заседании 9 августа председатель суда задаёт провокационный вопрос:

— Анненков! Вы обещали суду рассказать о расстреле трёх полков Ярушинской бригады в камышах!

Но Анненков уже не тот, что был в начале процесса, он прошёл судебный университет, набрался кое-какого опыта и на провокацию не поддался:

— Я хотел рассказать не о расстреле этих полков, а вообще о них. Незадолго перед падением сибирских фронтов, — продолжает он, — началась деморализация Ярушинской бригады. Когда факт падения совершился, из неё начались массовые перебежки на сторону красных, аресты своих же офицеров, в общем — полный развал!

Генерал Щербаков отдал приказ о расформировании пехотных частей Ярушинской бригады. Решено было, что они будут отправлены в тыл и там расформированы в другие части. Они пришли в Уч-Арал.

Во время разговоров с комсоставом я узнал, что эти части не знают, за что они борются, говорят, что Сибирского правительства — нет, нет и цели, и что бороться они не будут. Я увидел, что они разложены, безнадёжны, поэтому часть из них в три батальона были направлены в село Глиновку без наименования как разрозненная часть. Вторая часть была услана на постройку этапной линии, третья часть — на помощь крестьянам молотить хлеб, четвёртая часть была услана в Урджар для таких же целей.

Никаких расстрелов не было. Они все остались там, куда были посланы!

— Следовательно, вы отрицаете показания свидетеля Елфимова, который был в Ярушинской бригаде и при расстреле её был проткнут шашкой? — спрашивает председатель.

— Не только отрицаю, — твёрдо говорит Анненков, — но я даже не представляю себе такой вещи, что в 300–400 шагах от Уч-Арала, где находился я, было расстреляно такое количество солдат. Этого не может быть!!!

Но Елфимов всё-таки сказал многое. Из его показаний следует, что никакого восстания в Ярушинской бригаде не было. Было намерение у пяти десятков совершенно недалёких солдат-новобранцев 18-го Сергиопольского полка поднять бунт, но вовремя всё-таки понявших, что он обречён на провал и отказавшихся от него. Личный состав не только бригады, но и полка ничего о готовящемся бунте не знал и в нём не участвовал, а сами бунтари разбежались, едва им померещилась опасность. О намерении поднять бунт было заранее известно начальству, и бунтари были переловлены. Таким образом, уничтожать всю бригаду никаких причин ни у генерала Щербакова, ни, тем более, у Анненкова не было, да он и не мог этого сделать, так как не имел на это права, потому что бригада находилась в оперативном подчинении генерала Щербакова, а не Анненкова. Не только генерал Щербаков, и военачальники более высокого ранга не имели права принимать решение о расстреле такого крупного соединения, как бригада. По военным обычаям разложившаяся часть бригады была разоружена и расформирована, а её личный состав частью был направлен на переформирование, частью — на хозяйственные работы.

Вернёмся ещё раз к обвинительному заключению и рассмотрим события в районе реки Эмель, прогнав их через своё, уже обогащённое знаниями района действий, воображение.

Итак, Китайский полк гонит на расстрел несколько сот солдат. Прошли версту, десять, озеро Алаколь, наконец, на пятидесятой от него версте впереди замаячил курорт «Барлык». Отсчитав сотню, китайцы, на виду остальных, её расстреливают, закапывают и гонят солдат ещё пятьдесят вёрст к реке Эмель. Здесь, в безлесой степи, они где-то добывают длинные палки и насмерть забивают ими оставшихся. Закончив битву, оно запихивают трупы под лёд и сплавляют их туда, откуда пришли. Спрашивать, зачем гнали людей в такую даль, — не будем, а посидим на берегу, посмотрим на реку, а заодно и отдохнём вместе с душегубами и подивимся, как им удался этот трупосплав: ведь зимой эта река почти перемерзает до дна, её глубина еле доходит до метра, а где и того нет, течение слабое, ленивое. Порассуждав, поймём, что сплавить по такой мелководной реке, да ещё подо льдом, несколько сот трупов под силу лишь никогда не бывавшему в сих местах следователю Матрону с его беспредельным воображением.

Один из защитников Анненкова и Денисова Борецкий так оценил миф о расстреле в камышах:

— Настоящий процесс отличается гипнозом увеличения жертв. Цифра 1500 ярушинцев, расстрелянных в камышах, основывается на показаниях Елфимова — этого, я бы сказал, ненормального человека!

Исходя из того, что обвинения Анненкова в расстреле бригады генерала Ярушина не нашли подтверждения в суде, суд снял с Анненкова это обвинение.

Подводя итог исследования этого эпизода, можно с уверенностью утверждать, что расстрел бригады генерала Ярушина — чистый вымысел. Это подтверждается и тем, что расстрел бригады не получил никакой известности. Кроме судебных, о нём не говорят ни другие документы, ни узун-кулак — степной телеграф казахов. Это — легенда, сочинённая следствием, и, несмотря на её разоблачение в суде, она до сего времени активно эксплуатируется теми, кто нет-нет да и напишет какой-нибудь пасквиль об атамане.

В конце 1919 года до Анненкова дошли сведения о полном разгроме большевиками под Актюбинском Оренбургской армии атамана Оренбургского казачьего войска генерал-лейтенанта Дутова и об отступлении её остатков в Семиречье. Вскоре из Орска к Анненкову прибыл начальник штаба Дутова полковник Тонких[215]. Он сообщил, что за ним через Каркаралинск на Аягуз двигаются войска, в которых насчитывается до 25 тысяч боеспособных бойцов, которые по прибытии могут встать на боевые линии. Однако до Семиречья добралось лишь 10–13 тысяч дутовцев. Все части представляли собой сплошные лазареты: людей покосил тиф.