Всего несколько недель назад она бы безоглядно ринулась защищать Ричарда. Теперь же ей казалось проявлением лояльности сказать о нем как можно меньше.

– Могут. Однако мой опыт говорит, что такие изменения обычно бывают очень поверхностными и не затрагивают сути. Скажите, как вышло, что вы стали его женой?

– А вы как думаете, сэр? – спросила Рейчел довольно резко. – Мы встретились в доме, где я прежде жила. Я работала гувернанткой в семье сэра Артура Тревельяна. Они обитают в Хартфорд-Холле. Я повстречалась с мистером Уиксом, когда он привез образцы вин сэру Артуру…

Она вспомнила тот момент, когда Ричарда охватила любовь к ней наподобие атакующей армии. От этой мысли у нее екнуло сердце, и она почувствовала что-то вроде ностальгии или, может быть, сожаления.

– И он показался вам завидной партией? Вам, получившей хорошее образование и воспитанной в семье джентльмена…

– Да, сэр. Он показался мне хорошей партией. Я не согласилась бы выйти за него замуж, если бы дело обстояло иначе.

– Мне просто интересно знать, вот и все. Мне бы хотелось лучше понять, что думают женщины. Почему они поступают так, а не иначе. – Он улыбнулся ей слабой, безрадостной улыбкой.

– Не все женщины поступают одинаково, – осторожно вставила Рейчел.

– Нет, конечно, хотя их поступки имеют одну общую черту: они все для меня непонятны.

– Что в данной ситуации вам трудно понять, мистер Аллейн? – спросила Рейчел напряженным тоном.

– Вы не можете его любить. Вот мне и любопытно, что заставляет вас считать его хорошей партией. Несмотря на то что этот человек… тот, кто он есть… а вы во всем похожи на настоящую леди. Неужели все дело в его смазливости?

– Я не ребенок, мистер Аллейн, чтобы настолько прельститься его приятной наружностью. И вообще, прошло много лет с той поры, как вы… перестали бывать в обществе. Возможно, за это время там многое изменилось. И он меня любит.

– Вот как? Вы уверены? – спросил Джонатан с внезапной горячностью и резко наклонился вперед в своем кресле.

– Да! – ответила она.

Ей вспомнились гневливость Ричарда, то, как зло он иногда с ней разговаривал, его неприятные прикосновения, отвращение, вызванное ими; и она забеспокоилась, не отразились ли все эти мысли у нее на лице.

– А вы его любите?

Вопрос повис в воздухе, и Рейчел ощутила, как ее лицо заливается краской. Ей предстояло выбрать между правдой и лояльностью по отношению к мужу, между честностью и чувством приличия, и она не знала, какой ответ предпочесть.

– Вы не должны спрашивать о подобных вещах, – тихо проговорила она наконец.

На губах Джонатана снова появилась мимолетная улыбка, холодная, как кристаллы инея на стекле.

– Ваша скрытность служит достаточно красноречивым ответом, – сказал он. – Но все-таки я в недоумении, потому что, с одной стороны, не могу понять вашей любви к такому человеку, а с другой стороны, не одобряю вашего решения выйти за того, кто во всех отношениях ниже вас, если вы его не любите…

Рейчел увидела в этих словах желание ее унизить и рассердилась.

– Почему меня должно заботить, одобряете вы меня или нет, мистер Аллейн? – спросила она сухо. – Когда мы впервые встретились, вы сказали, что все женщины шлюхи, продающиеся либо за деньги, либо за положение в обществе, либо за безопасность.

– Неужели я до такой степени разоткровенничался? – Джонатан откинулся на спинку кресла и смущенно отвел взгляд. – Нет, не могу этого припомнить.

– Но вы ведь от этих слов, кажется, не отказываетесь? В таком случае спросите себя, сэр, какой есть у женщины выбор, кроме как устроить свою судьбу одним из этих трех способов?

– И какой из них выбрали вы, миссис Уикс?

– Это вас не касается. Ваша мать платит мне за чтение, и я должна заниматься именно этим.

– Вне зависимости от того, желаю я этого или нет?

– Вы хотите, чтобы я ушла?

– Я далек от того, чтобы сорвать очередной великий план моей матери. – И, сделав рукой широкий жест, он снова откинулся назад.

– Вы очень добры, сэр, – невольно вырвалось у сильно уязвленной Рейчел.

Джонатан пару секунд пристально смотрел на нее прищуренными глазами. Затем он моргнул, и его взгляд стал мягче.

– Простите меня, – сказал он сдержанно.

Последовало неловкое молчание. Наконец тишину нарушил звук детского смеха, донесшийся с улицы через открытое окно. Прочистив горло, Рейчел начала читать. Как это часто случалось, скоро она увлеклась красотой и силой образов, уйдя с головой в мир слов; время летело быстро и незаметно. Рейчел ощущала полное спокойствие, словно покинув свою телесную оболочку и весь окружающий мир. Ее сердце билось ровно и неспешно. Наконец, когда она дошла да середины «La Belle Dame Sans Merci»[65], Джонатан ее остановил.

– Довольно. Хватит. Прочтите что-то другое, – сказал он хриплым голосом.

Рейчел вздрогнула и вновь очутилась в холодной мрачной комнате, перед ней сидел худой человек с блуждающим взглядом.

– Вам не понравилась эта баллада?

– В ней говорится о вещах, о которых я не хочу ничего слышать. О девушке, которая завлекла рыцаря, а потом его предала…

– Подождите, я дочитаю до конца, и вы увидите, что…

– Но разве он не одинок и разве любовь не сводит его с ума?

– В общем-то… так и есть, – согласилась Рейчел.

– Ну так и хватит об этом. Такое несчастье не нуждается в сострадании. Муки вымышленного персонажа не облегчают моих собственных.

– А чего вы хотите, сэр? – спросила Рейчел.

Джонатан уставился на нее, словно сбитый с толку вопросом.

– Я желаю невозможного. Мне бы хотелось опять вернуться в то время, когда я не видел то, что видел, и не делал то, что делал на войне…

– Но вы, разумеется, знаете, что это невозможно. Так что придется найти какой-то другой способ.

– Другой способ?

– Способ примириться со своим прошлым и… повернуться к нему спиной.

– Вот как? Другой способ? – Тут Джонатан рассмеялся, но смех его был горьким. – А что делать, если это высасывает мою душу, забирает все, что во мне есть человеческого, и оставляет только звероподобное? О каком другом способе тут может идти речь?

– Никто, кроме Бога, не может забрать вашу душу, – возразила Рейчел.

– Да, мадам, кроме Бога или дьявола.

– Вы не должны говорить подобные вещи. Я уверена…

– Нет, вы ни в чем не уверены. Вы неопытны и наивны. Ступайте прочь, оставьте меня в покое. Я не давал согласия на то, чтобы выслушивать проповеди.