Он закрыл глаза и сжал пальцами переносицу. От гнева Рейчел бросило в жар, несмотря на стоящий в комнате холод. Она встала, быстрым шагом прошла к двери и остановилась.

– Я не ребенок и не служанка, сэр, чтобы давать мне команды «стой» или «иди», – сказала Рейчел голосом, дрожащим от переполнявших ее эмоций. – Возможно, я ничего не знаю о вас и о том, что вам довелось испытать. Но и вы ничего не знаете обо мне.

И она вышла, захлопнув за собой дверь с куда большей силой, чем требовалось.

Джозефина Аллейн сидела в саду. Клонящееся к западу солнце проглядывало сквозь дымку и низкие облака, заливая увядшие растения лимонным светом, заставляющим с тоской вспоминать о летнем тепле. Сад имел такую же ширину, как и дом, но был вдвое длиннее. Его окружали высокие стены; он был разбит в итальянском стиле, с извилистыми дорожками, бегущими во всех направлениях между карликовыми живыми изгородями и беседками, вокруг которых стояли нагие розовые кусты. В центре находился затянутый корочкой темного льда водоем причудливой формы с неработающим фонтаном. Миссис Аллейн расположилась в дальнем конце сада, где было больше солнечного света. Ее фигура казалась такой одинокой, что Рейчел почувствовала, как в ней шевельнулась жалость. Миссис Аллейн была тщательно закутана в меха и шерстяные шали, но она не читала, не писала, не рисовала. Просто сидела, закрыв глаза и подставив лицо солнечным лучам.

– Простите, миссис Аллейн, – сказала Рейчел, – но на сегодня я закончила.

Джозефина Аллейн открыла глаза и моргнула, глядя на солнце. Его свет был таким ярким, что стер с лица этой женщины следы прожитых лет, и Рейчел снова поразилась ее красоте, которая в годы юности, наверное, была исключительной. Миссис Аллейн заговорила не сразу, и Рейчел с тревогой ждала, что та скажет, чувствуя, как немеют от холода ноги в легких туфлях.

– Благодарю вас, миссис Уикс, – произнесла наконец хозяйка дома. Ее голос казался тонким и каким-то хрупким.

– Вы хорошо себя чувствуете, миссис Аллейн? Может, мне кого-нибудь позвать? – предложила Рейчел.

Та махнула рукой и, по-видимому, вернулась к реальности.

– Нет, все в порядке. Я просто… немного задумалась. Увы, чем старше становишься, тем больше притягивают воспоминания. А иногда они просто поглощают. Прошу, посидите со мной немного, миссис Уикс. – Она подобрала накидку, освобождая для Рейчел место рядом с собой. Каменная скамья была ледяной, и ее холод пробирал до костей. – Ну, каким вы нашли его сегодня?

– Он был… спокоен. Но, похоже, у него небольшая лихорадка. Было бы, пожалуй, нелишним понаблюдать за ним несколько дней на тот случай, если ему станет хуже.

– Конечно, – согласилась миссис Аллейн. – Конечно, я так и сделаю. Я прослежу, чтобы за ним присматривали.

– Простите меня, миссис Аллейн… – начала было Рейчел и запнулась. – Не могу от вас утаить, что ваш сын, кажется… по какой-то причине на вас обижен. Вы не находите? Хотя у меня создалось впечатление, что вы всячески поддерживали его с тех пор, как он стал нездоров…

– Обижен? – Миссис Аллейн горестно улыбнулась. – Это еще мягко сказано, моя дорогая. – Она снова подставила лицо солнечным лучам и вздохнула. – На самом деле он с трудом меня терпит.

– Но почему это так? Ведь он не может винить вас в том, что был на войне, или в том, что его оставила Элис Беквит.

При упоминании имени Элис миссис Аллейн поморщилась.

– Ну разумеется, он меня винит, миссис Уикс. Хотя сам не может сказать, в чем заключается причина его гнева… Дети рано или поздно всегда начинают обвинять своих матерей. Знаете, мы растим их с любовью. Да, с любовью, и приучаем к тому, что наш мир – чудесное место. А когда оказывается, что это не так, они чувствуют себя обманутыми. Им кажется, будто мы их предали. Так что, как бы сильно мы их ни любили, как бы сильно ни желали им добра, рано или поздно они начинают обвинять и гневаться.

– Это так грустно, миссис Аллейн, – пробормотала Рейчел.

– Вот именно. И теперь наша маленькая семья несчастлива и достойна жалости. – Миссис Аллейн довольно поспешно повернулась к Рейчел, словно желая смягчить сказанные ею слова. – Видите ли, я пыталась образумить моего сына, когда узнала о том, что он… связался с этой девчонкой. Говорила, что она его недостойна. Что ей нельзя доверять, а не то что дарить сердце. Конечно, он не желал ничего знать. Юноши никогда не слушают старших.

– У вас были возражения против их брака?

– Возражения? Элис родилась едва ли не крестьянкой! Мой отец был ее опекуном. В свое время он проявил доброту, когда у его старого друга родилась дочь… в силу некоторых неудачно сложившихся обстоятельств. Она была незаконнорожденная, практически никто. У нее не было ни положения, ни родных, ни состояния. Джонатан с детства был помолвлен с другой… Глупый мальчишка. Он отверг невесту из своего круга ради девки, которую вытащил из грязи мой отец с его добрым сердцем. – Миссис Аллейн в гневе покачала головой. – Джонатан лил слезы, ему не хотелось всех нас огорчать, но все равно не желал от нее отказываться. Слава богу, что он ушел на войну и не успел на ней жениться. Не совершил такой глупости.

Рейчел вникла в содержание этих слов и была озадачена. «Слава богу, что он ушел на войну? На ту самую войну, которая едва его не погубила?» Джозефина Аллейн воистину сделана из стали и имеет неукротимый дух.

– Так, значит, когда мисс Беквит оставила вашего сына во время его отсутствия… – отважилась произнести она.

– Он, разумеется, обвинил меня. А я даже не общалась с этой чертовой девкой. Обвинил меня, потому что я всегда говорила, что она его не стоит.

Но он ее любил. Так любил, что ему было все равно. Рейчел какое-то время молчала, ощущая странное чувство негодования из-за того, что миссис Аллейн так отзывалась об Элис Беквит. Незаконнорожденная, практически никто. От сказанного где-то в дальних тайниках души Рейчел проснулась радость. Эти слова говорили о загадочном происхождении девушки. Выходит, она была подкидышем. Ребенком, который потерялся.

– Могу я говорить откровенно, миссис Аллейн? – спросила она.

– Можете, миссис Уикс. Приличия и хорошие манеры имеют ограниченное хождение в этом доме, как вы, наверное, уже успели заметить.

– Не знаю, виновата в этом война или то, как с ним обошлась Элис Беквит, или… и то и другое, но мне кажется, что ваш сын потерял веру в мир, в человечество. Как вы сами сказали, он, похоже, чувствует себя преданным и не желает каким бы то ни было образом устраивать свою жизнь.

– Вы думаете… вы думаете, он хочет умереть? – выдохнула пораженная миссис Аллейн.

– Нет, мадам! Вовсе нет. Мне кажется, он хочет… никогда и ничего больше не бояться… а стало быть, никогда не подвергать себя опасности снова испытать боль. Но, пряча голову в песок, он неизбежно попадает в ловушку воспоминаний и мучающих его кошмаров. По правде сказать, мне кажется, что самым большим, а возможно, единственным препятствием для его выздоровления и возвращения к нормальной жизни является то, что… он не желает такого возвращения.