Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Главный: – Ошибаетесь.
Владимир: – А что же вы меня тогда не взяли под белые ручки?
Главный: – Оперативно-розыскные мероприятия. Проводим. Не всё сразу.
Владимир: – Родные и близкие узнали о гибели солдат и офицеров роты только спустя два месяца. И не из наших новостей. Солдат никто не хоронил, никто не вывез с поля боя. Их закопали бульдозерами на вражеской территории. Единственный – старший лейтенант Орлов похоронен на родине… Да. Я дал его брату посмотреть эту запись.
Главный: – Вы не туда лезете, Владимир Александрович. Странно, что у вас такой отец.
Владимир: – Какой?
Главный: – Здравомыслящий, умный, талантливый, настоящий патриот. Человек, который любит свою страну.
Владимир: – А я выходит, что не люблю.
Главный: – Вы подтверждаете, что капитан Орлов смотрел запись вашего разговора с его братом – старшим лейтенантом Орловым?
Владимир: – Да.
Главный: – А почему вы не помешали Орлову, когда он убивал Звягинцева?
Владимир: – Я пытался. Они были на расстоянии метров тридцати от меня. Ничем помешать я не мог. Я кричал, чтобы он остановился.
Главный: – Орлов убил Звягинцева фактически тремя ударами в голову.
Владимир: – Зачем меня спрашиваете? Есть же заключение. Я не эксперт.
Главный: – Хорошо. На самом деле у меня вопросов больше нет. Вот, прочитайте (подает протокол). Распишитесь.
Владимир берет в руки, читает.
Главный пристально смотрит на него. Второй сотрудник сваливает бумаги в другую коробку, выходит с ней из кабинета.
Владимир: – Все так (подписывает).
Главный: – У нас все честно (забирает протокол, кладет его в папку, прячет в портфель).
Главный встает из-за стола:
– Вот и все, Владимир Александрович. До свидания. Мы вас вызовем.
Протягивает руку. Владимир не подает руки.
Главный: – Как хотите.
Выходит из кабинета. Шкафы раскрыты. Пусты. На столе ничего нет.
Владимир встает со стула, оглядывает кабинет. Он в смятении.
В кабинет входит Иван:
– Володя, это какая-то чертовщина. Приехали ни свет, ни заря. Меня привезли прямо из дома. Половину редакции вынесли…
Владимир: – Втроем?
Иван: – Это только в твоем кабинете трое было…
Владимир: – А журнал изъяли прямо в типографии?
Иван: – Да. Ох уж и наступили мы им на хвост.
Владимир: – Был бы у меня другой папа, я бы уже давно с проломленной головой лежал на дне реки.
Иван: – Думаешь?
Владимир: – Или на границе пристрелили бы. Случайно.
Иван: – Событие, конечно…Я уже всех обзвонил. Все издания пишут, что у нас обыски.
Владимир: – Не закроют нас?
Иван: – Да кто ж знает…?
Владимир: – Ваня, может мне уйти?
Иван: – Ты с ума сошел? Ты меня за кого принимаешь? Я с тобой пойду до конца.
Владимир: – Ваня, у тебя жена, трое детей. Двое еще в школе. Их на ноги надо ставить. А у меня что? Посадят – буду сидеть. Кроме матери никто не вспомнит.
Иван: – За что посадят? Это же глупость все.
Владимир: – У тебя моя рукопись сохранилась?
Иван (улыбается): – Конечно. И на диске, и на флешке.
Владимир: – А я вот сглупил. И ноутбук на работе оставил вчера.
Иван: – Может тебе к родственникам пока уехать? Ты же подписку не давал…
Владимир: – В Париж? Да, я с ними лет десять не общался. У меня и контакты все потеряны. Отец все знает, а я его не видел уже много лет. Только по телевизору (усмехается).
Иван: – И не звонит?
Владимир: – Нет. Погоди, маме позвоню, узнаю, как она…
Подходит к столу, набирает номер. На другом конце никто не берет трубку.
Владимир: – Странно. Второй день звоню, и никто трубку не берет. И сотовый тоже. Звонил в театр – говорят, что в эти дни нет ни спектаклей, ни репетиций. Ничего не знают.
Иван: – Пропала?
Владимир: – Она, конечно, не обязана отчитываться. Но я не пойму, куда она могла уехать. Надо будет заехать. Тревожно мне как-то…
Иван: – Она не болела? Сердце?
Владимир: – Мне не жаловалась. Вроде нет.
Иван: – Может во Францию? (смеется)
Владимир: – Это же не ее родственники…Она с ними почти не общалась. Только после смерти бабушки они стали звонить ей чаще. Это ведь мама бабушку хоронила. Есть еще брат отца. В Лондоне живет. Его я видел на похоронах последний раз. Мы с ним даже поговорили. Приглашал. Говорит, двери моего дома открыты в любое время дня и ночи. Я ведь у него единственный племянник (смеется).
Иван: – Как я погляжу, ты изгой какой-то (улыбается).
Владимир: – Уставать я стал, Ваня…Видно, контузия не прошла даром. Иногда иду по улице, и забываю, где я. Теряю ориентацию на несколько секунд. Не понимаю, где я. В старости, если дай Бог доживу, потеряюсь вот так когда-нибудь. Забуду кто я и откуда. Но я думаю, что я не доживу.
Иван: – Да брось, все будет нормально. Найдешь еще себя хорошую женщину, детей заведешь… Ты же хотел детей.
Владимир: – Хотеть это одно….А семья, любовь, дети – это совсем другое. Не смогу я никого найти, Ваня, да и искать не буду. Книгу надо заканчивать и публиковать. Мы если напечатаем, ее конфискуют?
Иван: – Наверное, в этом году бесполезно печатать. Не пойму я про семью… Разочаровался? Или что? Крест на себе поставил?
Владимир: – Иван, кому я больной нужен. Не могу я детей иметь. Понимаешь? Зачем кого-то мучить.
Иван: – Как это? Как не можешь?
Владимир: – Да не мужик я больше. После контузии.
Иван: – Повредилось что? (удивленно и озадаченно)
Владимир показывает на голову: – Вот тут повредилось. А там все нормально. Тело без головы само по себе жить не может. Поэтому, давай, старина, оставим эту тему.
Иван: – Извини, Володя…
Владимир: – Что делать-то дальше? Говоришь, тут бесполезно печатать?
Иван: – Тут никто на рожон лезть не захочет. Проще там опубликовать…
Владимир: – Я хочу, чтобы люди тут читали. Там – можно и потом.
Иван: – Володя, сам посуди, перекрыли нам кислород. Деньги на ветер пустим, если тираж запустим в этом году.
Владимир: – Ты прав….Но должен быть какой-то выход?
Иван: – Заканчивай книгу, в Европе запустим. Я свяжусь с французами. Или со шведами.
Владимир: – На русском?
Иван: – Посмотрим.
Владимир: – Возвращаются времена 30 летней давности? (усмехается)
Иван: – Володя, у меня просьба к тебе…Деликатная такая.
Владимир: – Говори.
Иван: – У жены племянник…Понимаешь…Как бы сказать…
Наркоман.
Владимир: – А я-то чем помогу?
Иван: – Дело в том, что он сейчас и не употребляет…
Владимир: – Не понял.
Иван: – То есть…Он стал человеком с полностью с измененным сознанием, потерял свою личность…Понимаешь, попал в секту. Там ему помогли. Слез с героина. Не курит, не пьет. Но она сосет из него деньги, контролирует его мысли, всю его жизнь. У него