Лея! Лея! Это имя и сейчас небесным колоколом звенит внутри меня. Какой безграничный мир счастья скрыт всего в нескольких буквах!

Лея. Лея.

21 ноября

Самое странное, что По ничего не добавил к написанному. Окончив читать его отчет, я ждал от моего юного помощника устного продолжения. Я был почти уверен, что сейчас он начнет цитировать кого-нибудь из римских поэтов или углубится в рассуждения о необычайной хрупкости любви. Менее всего мне хотелось выслушать лекцию о происхождении слова «любовь», сдобренную собственными теориями влюбленного По.

Однако я не угадал: он всего лишь пожелал мне спокойной ночи и, пообещав держать меня в курсе своих изысканий, исчез с легкостью призрака.

Мы не виделись с ним сутки. Могли бы вообще больше не увидеться, если бы не чистая случайность. Сам По назвал бы ее каким-нибудь возвышенным словом, но я не собираюсь приплетать сюда мистику и говорить о деснице Провидения. Да, читатель, я считаю, что по чистой случайности, устав копаться в дневнике Лероя Фрая, я решил выйти подышать свежим воздухом. Естественно, я захватил с собой фонарь, чтобы не споткнуться в кромешной тьме.

Ночь была сухая. Пахло соснами. Река шумела громче обычного. Луна выглядывала лишь на мгновение и тут же вновь пряталась в облаках. При каждом моем шаге под ногами что-то хрустело. Я старался ступать осторожно, словно моя прогулка могла оскорбить ночную природу. Возле развалин старых артиллерийских казарм я остановился и стал глядеть на темную траву Равнины.

И вдруг близ старого плаца для экзекуций мои глаза заметили чей-то силуэт. Я поднял фонарь и пошел туда. Чем ближе я подходил, тем яснее видел фигуру человека, стоящего на четвереньках.

Согласись, читатель, поза весьма странная. Первой мелькнувшей у меня мыслью было: «Наверное, этому человеку стало плохо, и он сейчас упадет». Еще несколько шагов показали, что я ошибался. Этот человек навис над другим, а тот, второй, неподвижно лежал на земле.

Первого я узнал мгновенно. Этого крепко сбитого молодца с льняными волосами я уже видел в кадетской столовой. Рендольф Боллинджер. Ногами он крепко удерживал руки своего противника, а одной рукой крепко сжимал тому горло.

Но кто же был вторым? Я сделал еще несколько шагов и разглядел крупную голову на худощавой шее и плащ с дырой на плече. Сомнений не оставалось: вторым был По.

Я бросился к ним, отчетливо понимая, сколь неравны их силы. Боллинджер был на полфута выше По и на сорок фунтов тяжелее. Все его действия говорили о твердом намерении расправиться с влюбленным петушком. А люди типа Боллинджера, как правило, стремятся довести задуманное до конца.

– Кадет Боллинджер, немедленно прекратите!

Мой суровый голос как будто сократил расстояние между нами. Боллинджер вскинул голову. Блеснули его глаза. Он и не подумал отпустить свою жертву, а совершенно спокойно ответил мне:

– Это наше личное дело, сэр, и вас оно не касается.

Сам не знаю, почему мне вспомнились слова, небрежно брошенные Лероем Фраем сотоварищу по комнате: «По неотложному делу».

Весь вид Боллинджера показывал, что он тоже занят неотложным делом. Мое присутствие его ничуть не смущало и не мешало. Меж тем По уже начал хрипеть, и этот хрип был страшнее любого крика.

– Прекратите немедленно! – вновь крикнул я.

Его тяжелая рука продолжала выдавливать последние капли воздуха из легких По. Боллинджер ждал, когда под ее тяжестью хрустнут шейные позвонки.

Дальше разговаривать было бесполезно. Я ударил Боллинджера ногой прямо в висок. Он глухо вскрикнул, замотал головой, однако своего дьявольского занятия не оставил.

Второй мой удар пришелся ему в подбородок. Боллинджер упал на спину.

– Если вы немедленно уйдете отсюда, то еще можете рассчитывать на окончание академии, – сказал ему я. – Малейшая попытка сопротивления – и вас будут судить военно-полевым судом. Я об этом позабочусь.

Боллинджер сел, потирая челюсть. Он глядел прямо перед собой, как будто меня рядом не было.

– Ваши действия расценят как попытку умышленного убийства, – добавил я. – Думаю, вам известно отношение полковника Тайера к подобным преступлениям.

Наверное, только сейчас до Боллинджера дошло, что он не в своем привычном кругу и что здесь его не боятся. Как и любой забияка, в душе он был труслив. Вне кадетской столовой, где он являлся помощником начальника восьмого стола и мог безнаказанно покрикивать на кадетов, вне восемнадцатой комнаты Северной казармы он не имел надежных подпорок.

Боллинджер встал и зашагал прочь. Надо отдать ему должное, он старался держаться с достоинством, однако Боллинджер знал: ему показали предел допустимого, и это знание тянулось за ним следом.

Я нагнулся и протянул По руку. Он встал. К счастью, его дыхание стало легче. Все его лицо было в медно-красных пятнах.

– Как вы себя чувствуете? – спросил я.

Он сделал несколько пробных глотков воздуха и поморщился.

– Я в полном порядке, – хрипло выдохнул По. – Чтобы… испугать По, нужно… больше, чем… трусливое нападение… из-за угла. Я происхожу из… древнего и славного рода…

– Предводителей франкских племен. Я помню. Может, вы мне расскажете, что у вас с ним произошло?

По не слишком уверенно шагнул вперед.

– Едва ли я смогу вам что-нибудь рассказать, мистер Лэндор. Я собирался к вам… как всегда, принял необходимые… меры предосторожности… был крайне осмотрителен… даже не знаю… сам удивляюсь, откуда он взялся.

– Он вам что-нибудь говорил?

– Всего одну фразу. Он без конца шептал ее.

– Какую?

– «Мелкие твари должны знать свое место».

– И все?

– Да.

– А что вы сами думаете по этому поводу?

Он пожал плечами, и даже это легкое движение отозвалось волной боли в его горле.

– Безудержная ревность, – наконец прошептал По. – Боллинджер… явно обезумел… оттого что Лея предпочитает меня ему. Он думал, что я испугаюсь и откажусь от нее.

Смех тоже давался По с трудом и напоминал беличье верещание.

– Где ему… измерить… глубины моей решимости. Я не из тех, кого можно запугать.

– Стало быть, вы думаете, что Боллинджер хотел лишь напугать вас?

– А что же еще?

– Не знаю, – сказал я, глядя в сторону бывшего плаца для экзекуций. – Со стороны мне казалось, что Боллинджер пытался вас задушить или сломать вам шею.

– Это просто смешно, мистер Лэндор! Для подобных действий ему не хватило бы ни смелости, ни воображения.