Таким образом, Бембо мог приехать только после Пасхи, но еще вопрос, собирался ли он вообще приезжать в Феррару. По мнению Морсолина, Бембо так и не появился в Ферраре, так что любовники больше никогда не встречались. Но существует абсолютно противоположное мнение, высказанное Бенедетто Капилупи, самым дотошным информатором, отправившим из Феррары 9 апреля 1503 года отчет о политических и других событиях, происходящих в городе. В нем, в частности, говорилось, что «мессир Пьетро, сын венецианского вельможи мессира Бернардо Бембо, сообщил, что назавтра в Римини и Урбино отправятся послы из Венеции и куда он намеревается отправиться, чтобы встретиться с ними».

Капилупи имеет в виду венецианскую миссию, направленную в Рим с целью обсуждения вопросов, связанныхс городами Романьи, которые после падения Чезаре должны были отойти Венецианской республике, в то время как Юлий II добивался, чтобы они стали собственностью церкви. Бембо, являвшийся участником дипломатической миссии, должно быть, выехал раньше всех, чтобы повидаться с герцогиней. Затем он присоединился к остальным в Урбино и уже оттуда отправился в Рим в точном соответствии с планом, содержащимся в февральском письме к Лукреции. Письмо Бембо Изабелле д'Эсте от 8 апреля нисколько не противоречит приведенному доказательству, поскольку вполне вероятно, что Бембо написал Изабелле непосредственно перед отъездом в Феррару. Расстояние между Венецией и Феррарой при хорошей езде он мог преодолеть за пять часов и уже к вечеру приехать в пункт назначения. Получается, что информация Капилупи вполне достоверна, и, оказавшись 9 апреля в Ферраре, поэт наверняка виделся с Лукрецией, ради которой он и совершил это поездку. Нет никаких данных о том, удалось ли любовникам хоть сколько-то времени провести наедине, или же неразбериха, царившая в связи с приездом иностранных гостей (в этот момент в Ферраре находилась миссия из Франции), не дала им возможности спокойно поговорить. Затем Бембо отправился в Урбино, чтобы, присоединившись к венецианской делегации, двинуться дальше в Рим. Вероятно, как ни мучительно Бембо было это сознавать, у них не могло быть будущего.

Возможно, Бембо останавливался в Ферраре на обратном пути из Рима, поскольку в середине июня Эмилио Пио писал Изабелле д'Эсте из Джуббио, что Бембо пять дней провел в Джуббио, а затем отправился в Мантую. Правильность этой информации подтверждается письмом Антонио Тебалдео, отправленным Изабелле Мантуанской из Феррары пятью днями позже. Оно датировано 20 июня и сообщает о приезде двух друзей – Пьетро Бембо и Паоло дель Канале – «двух знаменитостей», остановившихся в Ферраре по пути в Мантую. Бембо сам передал это письмо Изабелле («предъявителем сего письма будет мессир Пьетро Бембо», написал Тебалдео), а это лишний раз доказывает, что он до мельчайших деталей следовал своему ранее разработанному плану. Поэт 15-го уехал из Джуббио, 20-го – из Феррары, и между 20-м и 27 – м наконец-то появился в Мантуе, где, как надеялась маркиза, она могла бы отомстить невестке, очаровав венецианского поэта.

О чем могли говорить любовники во время последней встречи (в промежутке между апрелем и июнем 1505 года), когда участь их любви была уже решена? С этого момента не было уже ни страстных писем, ни упоминаний о FF. Бембо отправляет поздравления, пожелания или выражения сочувствия в зависимости от событий, происходящих в жизни Лукреции, но не более. Вполне возможно, что подозрения Альфонсо д'Эсте усилились. Похоже, он не испытывал симпатию ни к кому из близких друзей жены. В то же лето 1505 года Тебалдео жаловался, что «герцог по непонятной причине держит на меня зло». Что же касается Эрколе Строцци, то ходили упорные слухи, будто он впал в немилость. Кроме того, Бембо, вероятно, понял, что его любовь может представлять серьезную опасность для Лукреции, и не мог этого допустить. Так что во время последней встречи любовники, обсудив создавшееся положение, возможно, решили пожертвовать своей любовью. Лукреции был необходим возлюбленный, пока она была занята борьбой со свекром и переживаниями, связанными с мучительной смертью отца, но теперь, когда она стала коронованной герцогиней, облеченной законной властью, пленницей в золотой клетке, Бембо, похоже, оказался лишним.

Я представляю себе тонкий профиль молодого поэта (каким он изображен на медали), склонившегося над локоном Лукреции, хотя и слегка обесцветившимся от времени, но все еще сохранившим природный блеск и хранящимся в прозрачной шкатулке в музее Милана. Спустя три столетия этот локон настолько тронул сердце Байрона, что он утащил один волос из локона мадонны Лукреции.

Бембо, безусловно, обрел душевное равновесие. Впоследствии он стал весьма влиятельным секретарем Льва X, а впоследствии (Лукреция этого уже не застала) кардиналом, причем очень известным. Он любил женщину, звавшуюся то ли Аврора, то ли Топацио, и последней его любовью стала генуэзка Моросина, от которой у него было трое детей. Впрочем, Лукреция тоже не хранила ему верность и нашла утешение в другой любви.

Вероятно, читатель задается вопросом: как далеко зашли Бембо и Лукреция в своих отношениях? Или это была платоническая любовь? В данном случае трудно основываться на предположениях. Хотя Лукреция все время оставалась под самым пристальным наблюдением, она была окружена людьми, готовыми выступать в качестве сообщников, и прекрасно известно, как просто можно было добиться уединения, на время приехав в другую страну. Хотя следует иметь в виду, что такие впечатлительные натуры, как Лукреция и Бембо, нуждаются не только в физической, но и, если можно так выразиться, в духовной общности, а это встречается намного реже, чем принято думать. В итоге ответ на этот вопрос не имеет решающего значения. Имей мы даже четкие свидетельства и письма, они вряд ли смогли бы изменить самую суть этой любви, страстной, но столь ограниченной в свободе действий. Этот роман навсегда останется самой сильной любовью Лукреции Борджиа.

4 июня 1505 года Бернардино Проспери пишет Изабелле д'Эсте: «Похоже, желание хозяина [герцога Альфонсо] состоит в том, чтобы мадонна Элизабета и все иностранцы, и мужчины и женщины, составляющие свиту его знаменитой супруги, покинули Феррару… Ваша Светлость может себе представить, в каком они находятся положении». Это и два других письма, написанные 10 и 23 числа того же месяца, наглядно демонстрируют националистические настроения феррарских придворных, поскольку в них неоднократно повторяется: «Испанцы должны покинуть чужую страну». Кроме того, их неприятно удивляет, что Лукреция показывает свои «переживания», словно положение правящей герцогини должно восполнить свалившиеся на нее несчастья.

Тем временем Альфонсо под предлогом, что хочет быть в большей близости с женой, приказывает построить внутренний переход, который позволил бы ему в любое время пройти из собственных апартаментов в личные комнаты герцогини. Однако абсолютно ясно, что таким образом он стремился ужесточить наблюдение за Лукрецией. Осознав положение дел (или ей подсказал Строцци), герцогиня решила, что лучший способ защитить себя и свой двор – это подружиться с феррарцами. Такая тактика не замедлила сказаться наилучшим образом – ненависть к испанцам и «иностранным манерам» исчезла.