Кто знает, сколько времени пролежал дон Джулио на земле, но после того как он был найден, его привезли обратно в Бельригуардо. У меня нет никаких документов, описывающих состояние ужаса, охватившего Лукрецию, или рыдания Анджелы, но можно себе представить, что творилось с ними. Пока доктора пытались сделать все, чтобы сохранить зрение дону Джулио, замок сотрясали слова ненависти, доносившиеся из трех сотен его помещений.

Герцог Альфонсо был буквально ошарашен услышанным. И поскольку в связи со сложившимися обстоятельствами он не мог посоветоваться с кардиналом, то совершил политическую ошибку. Упустив из виду, что такие серьезные вопросы следует решать самому, он пишет сестре Изабелле и ее мужу Франческо Гонзага. Письмо состоит из двух частей. В одной дается официальная версия события, согласно которой двое слуг Ипполито обвиняются в совершении преступления; в другой объясняется истинный смысл происшедшего. Герцог в замешательстве. Он понимает, что обязан сурово наказать виновного, но чувство справедливости мешает вынести окончательное решение. Надо сказать, что он восхищался способностями Ипполито, уважительно относился к кардинальскому сану. Альфонсо мучительно хотелось избежать скандала, который неизбежно последует за наказанием кардинала. Поэтому, когда маркиз и маркиза Гонзага в ужасе от случившегося написали ему о необходимости самого сурового наказания (Изабелла испытывала слабость к своему обворожительному, незаконнорожденному брату, но Гонзага понимал, что наказание кардинала повлечет за собой ослабление могущества семейства д'Эсте), Альфонсо ответил, что не видит причины слишком торопиться с решением данной проблемы. Какое-то время он позволил кардиналу находиться там, где ему было угодно, а спустя месяц написал своему кузену, Альберто д'Эсте, чтобы тот передал Ипполито разрешение вернуться в Феррару, поскольку в противном случае он будет играть на руку врагам герцогства.

Врачи из Феррары и Мантуи (их прислала Изабелла) настолько хорошо потрудились над доном Джулио, что можно было надеяться на частичное восстановление зрения в обоих глазах. 6 ноября герцог Альфонсо распорядился перевезти брата в Феррару. На Джулио страшно смотреть: его левый глаз страшно распух и нет правого века. Альфонсо настаивал на примирении, но Джулио был простым смертным, а потому вынашивал планы мести.

Альфонсо понимал всю необходимость примирения. Срочно требовалось положить конец подстрекательству, исходившему из Мантуи, и заставить замолчать всех тех, кто был настроен против семейства д'Эсте, в том числе и в Риме, где папа Юлий II подверг сомнению официальную версию и хотел добиться ясности. Дону Джулио было обещано так много, что в конце концов бедняга согласился сохранять спокойствие. 23 декабря к Альфонсо и Ипполито приводят младшего брата. Вечер. При свете факелов вид бледного, обезображенного лица Джулио вызывает слезы на глазах у Альфонсо. Кардинал, похоже, абсолютно спокоен. Во всяком случае, по голосу не скажешь, что его волнует происходящее. Он говорит, что недоволен собой и постарается стать хорошим братом. Джулио призывает Альфонсо обратить внимание, насколько безжалостно с ним поступили. Долгая пауза. Джулио не может заставить себя произнести слова прощения. Наконец, он выдавливает их из себя. Теперь Альфонсо может слегка отдышаться. Он просит братьев жить в мире между собой и с ним. Он сказал мудрые, справедливые, но совершенно бесполезные слова.

Итак, метафорические раны наскоро подлатали, и оптимистически настроенный Альфонсо посчитал, что примирения братьев можно добиться одними нравоучениями. Мало того, он приказал удвоить заботу о доне Джулио.

Все беды прошедших месяцев – смерть отца, маленького сына, чума, голод, изуродованные глаза Джулио – вызвали у Альфонсо вполне понятную реакцию. Он снял наложенные герцогом Эрколе в последние годы жизни запреты на карнавальные костюмы и придумал новые забавы для простого люда, игры, театрализованные представления и рыцарские поединки. Это был первый устраиваемый им карнавал, и ему хотелось создать незабываемое зрелище. Ежедневные маскарады и ежевечерние балы и театрализованные представления, после которых гости заканчивали вечер в апартаментах герцогини. Думая о доне Джулио, старые придворные только качали головами, неодобрительно отзываясь о таком необузданном веселье. Что уж говорить о том, что начисто заброшены все государственные дела и не рассматриваются даже прошения горожан!

Помолвка Анджелы Борджиа стала главным событием сезона. Безусловно, не с Джулио, которому теперь, больше чем когда-либо, требуются дисциплина и порядок, свойственные духовной жизни, причем до такой степени, что Лукреция собственноручно пишет приору Джеросолимитани в Венецию с просьбой о должности и бенефициях для своего деверя в Мальтийском ордене. Семейство д'Эсте желало одного – увидеть пылкую Анджелу замужем, чтобы больше не возникало никаких внутрисемейных неожиданностей. 18 декабря 1506 года Проспери отправляет важное сообщение: «Я пришел к заключению, что донна Анджела родила ребенка на корабле». Быстро находят человека, готового ради выгоды (близкое родство с правящим домом) не обращать внимания на ее сомнительное прошлое. Этим человеком оказался Алессандро Пио де Сассуоло.

Карнавал, естественно, вызвал тоску и гнев дона Джулио, забытого своими эгоистичными братьями и ветреной Анджелой. Пребывая в одиночестве в темной комнате, дон Джулио, прислушиваясь к шумному веселью, царящему в Ферраре, размышлял о своем незавидном положении и плакался на судьбу. Ферранте подпадает под влияние брата, тем более что и сам ненавидит старших братьев. Вдвоем они шаг за шагом разрабатывают план мести. Виноват не только кардинал; герцог, не желающий сурово покарать преступника, ничуть не лучше брата. Мысль избавиться от старших братьев и в качестве награды получить герцогство кажется обоим восхитительной. Поначалу детальное обсуждение плана тешило их самолюбие, но постепенно у них созрел заговор. К ним присоединились и другие, недовольные сложившемся положением вещей: Альбертино Боччетти (Альфонсо д'Эсте претендовал на Сан-Чезарио, принадлежавший Боччетти), его зять Джерардо де Роберти, капитан стражи герцога, и Джан Чанторе ди Гуасконья, священник, благодаря изумительному голосу пользовавшийся особой благосклонностью Эрколе и Альфонсо. Абсолютно ясно, почему младшие братья замышляли заговор, а вот с какой стати к ним присоединился Джан Чанторе, понять трудно. Может, он возлагал большие надежды на младших братьев д'Эсте, а может, у него были личные причины ненавидеть герцога Альфонсо. Так или иначе, но этот толстый гасконский священник присоединился к Джулио и Ферранте. Заговорщики продемонстрировали полную несостоятельность даже в совершении преступления. Воспользовавшись тем, что Альфонсо безоговорочно доверял священнику, во время очередной вечеринки гасконец связал обнаженного герцога прямо в постели куртизанки. Заговорщики собирались воспользоваться ядом, поэтому Джан Чанторе не посмел заколоть герцога кинжалом. Он сам же и освободил Альфонсо, который тут же разразился смехом, решив, что стал участником новой игры. Заговорщики предприняли еще одну попытку. С оружием в руках они поджидали Альфонсо на перекрестке дорог, а он в тот день поехал другим путем.

В апреле 1506 года, оставив бразды правления в руках жены и кардинала Ипполито, Альфонсо отправился путешествовать. Вероятно, именно в это время кардинал, мастерски расставив сети, выявил исполнителей заговора и сообщил об этом старшему брату.