— Неужто вам не жалко родной крови?

— Жалко. Очень жалко. До нестерпимой боли душевной. Но так надо. Всю эту грязь нужно выжигать каленым железом. Я долго думал над этим вопросом и решился довести дело до конца.

— Никогда бы не подумал, что вы настолько жестоки.

— Прагматичен скорее. Но не переживай, я тебя еще удивлю. Кстати, что у нас по ситуации с САСШ. По линии армейской разведки мне доложили, что в Канадское королевство англичане перебросили пехотный корпус. Зачем?

— Это как раз было в докладной записке, которую я вам принес. Дело в том, что в САСШ началась процедура плебисцита по вопросу возвращения в лоно Туманного Альбиона. В их газетах все просто пестрит от заголовков обличительных статей, в которых разоблачают коррупцию выборных чиновников и обличают демократию, а также рассказывают поразительные истории о том, как замечательно живется в Британской империи ее верноподданным.

— Значит, вот почему вырезали наших сторонников?

— Совершенно верно.

— Прекрасно! Тогда садись и записывай. Так. Во-первых, согласуйте с товарищем Джакели ситуацию по КША и КИА. Нам следует заручиться их поддержкой в предстоящей кампании. Сколько у них есть войск?

— В КША три пехотных корпуса и два отдельных артиллерийских полка. Вооружены, правда, не самым современным оружием. В КИА — два кавалерийских корпуса с легким стрелковым вооружением. Артиллерии нет вообще.

— Хорошо. Для начала сойдет. Второе. Необходимо поднять всех наших сторонников из тех, что остались в САСШ, и попытаться бойкотировать плебисцит. У них ничего не получится и Лондон все равно его проведет, а потом озвучит положительное решение «народа», но это не важно. Сразу как будет озвучено положительное решение из Вашингтона, они должны поднять вооруженное восстание. Справитесь?

— Времени мало, но, думаю, справлюсь. Они ведь считать будут не меньше года. Да еще провести его нужно.

— Хорошо. Ну и, собственно, все по Северной Америке. Ну и сосредоточьтесь на французском проекте. Приложите все усилия к тому, чтобы эти боевики во главе с Эженом смогли к обозначенному сроку хоть немного походить на революционеров. Если надо — помогайте. Вступайте в сговор с Эженом. Можете смело предлагать брать его боевиков в наши учебные центры в обмен за признание новой Францией Марселя за Россией. Можете смело плакаться на тему того, что очень любите французскую культуру, язык и вообще — сильно переживаете из-за гибели Франции.

— Лично с ним вступать в переговоры? — удивился Плотников.

— Конечно. Выезжайте в Марсель с ревизией. Там и побеседуете. Объясните ситуацию. Он парень не дурак, должен все понять. Кроме того, свободная Франция совсем не обязательно должна быть целой. Ничто не мешает начать им с осколка и продолжить работу по борьбе за воссоединение с прочими соотечественниками. Вы меня поняли?

— Прекрасно понял!

12 июня 1890 года. Одна из вилл в окрестностях Рима

Алессандро Грациани задумчиво смотрел в чашку с превосходным черным чаем и молча думал. Напротив него сидел Вильгельм и занимался тем же самым.

— Господа, — Альфред Ротшильд нарушил слишком затянувшуюся тишину. — Я обрисовал вам ситуацию так, как она мне видится из моего болота. Как вы понимаете — ничего хорошего мир в ближайшие месяцы, а то и годы, не ждет.

— Неужели он сам уничтожил своих собственных детей? — Вильгельм был поражен до глубины души. — Сумасшедший! Он с ума сошел! Зачем? Младшей дочке было всего восемь лет… Только мне кажется, что русский Император помутился рассудком?

— Не только вам, мой друг, не только вам, — ответил, играя желваками, Алессандро.

— Но когда я месяц назад его посещал в Москве, — заметил Альфред, — он не выглядел сошедшим с ума человеком. Даже напротив. Я никогда его таким не видел. Александр выглядит как сжатая пружина — дышит энергией, едва сдерживая ее. Мягкие, плавные движения у него такие, что кажется, будто он с огромным трудом удерживает себя от многократного ускорения. И глаза… там такие чертики.

— И как это называть еще? — скривился Алессандро. — Ему сорок лет, а он ведет себя, как подросток. Что на него нашло? Раз хотел он сыновей, так занялся бы этим вопросом вплотную. Если уже не мог, то подобрал бы достойного дворянского отпрыска из сирот. Никто бы сильно и не возмутился. Зачем же поступать так? Своих единокровных детей пускать под нож… Ужас какой-то.

— История знала примеры и более грубого поведения правителей по отношению к своим детям. Александр еще довольно аккуратен. Мы знаем о том, что это он подстроил железнодорожную катастрофу, но никто не может этого доказать, ибо все сделано так правдоподобно, что комар носа не подточит.

— Это все мелочи, — сказал Вильгельм сквозь зубы. — Вы все в курсе, что в САСШ англичане устроили натуральную бойню среди сенаторов и руководителей разнообразных федеральных ведомств. А недавно провели плебисцит. У вас есть сомнения по тому, какой результат будет предъявлен населению?

Альфред и Алессандро, усмехнувшись, покачали головами.

— У меня тоже. Однако явно нарушение душевного покоя русского Императора может сыграть с нами всеми дурную шутку. Я потратил очень много сил на то, чтобы выкупить моего фельдмаршала из русского плена. Причем не столько по доброте душевной, сколько из прагматичного любопытства. Ведь он оказался внутри всего того ужаса, что творился несколько лет назад в Югославии. Более того — во время плена русские его использовали как военного аналитика в европейских делах и сами порой были весьма откровенны. Мне хотелось понять, сможем ли мы победить русских. Несколько недель долгих и очень насыщенных бесед со стариком убедили меня в том, что победить этот азиатский ужас мы не в силах. Поэтому я склоняюсь к позиции моего любезного канцлера. Да. Нам нельзя ни при каких обстоятельствах вступать в войну с русскими.

— Считаете, нет никаких шансов? — задумчиво произнес Алессандро Грациани.

— Я абсолютно уверен в этом, — скривился Вильгельм. — Возьмем авиацию. Что у нас есть сейчас? С огромными усилиями мы смогли силами всей коалиции создать пять десятков двухмоторных аэропланов, подражающих русским легким бомбардировщикам. Но, во-первых, у нас двигатели ощутимо хуже, чем у тех старых русских моделей, а во-вторых, у русских на вооружение месяц назад приняли новую модель, которая превосходит на голову любую нашу поделку. Да так, что встреться они в небе один на один — у нашего легкого бомбардировщика не будет никаких шансов. Кроме того, у них появились специальные аэропланы — фронтовые истребители и тяжелые истребители сопровождения, которые могут поддерживать бомбардировщики в их рейдах. У них все слишком быстро развивается как технологически, так и количественно. Специальные заводы «Салют» в Москве и «Вихрь» в Нижнем Новгороде, производящие авиационные двигатели всей номенклатуры. Завод «Прогресс» по сборке обоих типов истребителей и самолетов-разведчиков в Самаре. Завод «Заря» в Симбирске, где собираются все виды бомбардировщиков. И так далее. Суммарно сорок три крупных предприятия по всей Российской империи. Аэропланы, дирижабли, аэростаты и все, что для них потребно. По оценкам нашей разведки, если русским станет очень нужно, они смогут выпускать в год по несколько тысяч аэропланов. Мы этого сделать не можем. А учитывая намного худшую систему подготовки личного состава и значительно уступающие тактико-технические характеристики наших моделей… — Вильгельм неодобрительно покачал головой. — В случае войны мы очень быстро потеряем весь свой авиационный парк и получим полное господство в воздухе русских. К чему это приведет, мы уже с вами увидели в Югославии.