* * *

Шли дни. С запада налетали сердитые фиолетовые тучи, из которых хлестал сильный косой дождь; над морем танцевали зигзагообразные молнии; с юга приплывал легкий дождик, мягким влажным плащом падавший с непроницаемо серого неба. В ночной темноте светилось бесконечное множество крошечных огоньков и вспыхивали падающие звезды – августовские Персеиды, метеоритные дожди из другого мира. Мы брали воду из ручья, льющегося со скалы после дождя, и пили, сколько хотели, смывая соль, накопившуюся в пересохшем горле и на коже. Среди низкой растительности суетились толстые черные навозные жуки, а бабочки-голубянки обмахивали крылышками воздух, пока солнце возвращалось из-за горизонта, неся с собой более мягкое и нежное тепло, чем раньше. Никогда не забывая, что Моту нельзя подолгу сидеть на месте, мы целыми днями гуляли и плавали, но чувствовали себя отдохнувшими. Сильными, но спокойными, живущими на краю океана, вне времени, ближе к воде, чем когда-либо раньше. Дважды в день по тропе над нами проходил человек с собакой и внимательно вглядывался в нас сверху. Мы провели на пляже больше недели, еда у нас кончилась, блюдечки приелись, пришло время двигаться дальше.

Тропа мягко петляла вдоль дороги, пока не уперлась в бетон, окружающий форт Трегантл. Построенный в XIX веке, чтобы обороняться от французов, во время Второй мировой войны он превратился в полигон для отработки химической защиты – здесь солдат готовили к ужасам газовой атаки. Глубоко вдыхая кристально чистый воздух, мы шли дальше, бесконечно благодарные за то, что нам не довелось жить в то время.

За крошечной деревенькой Портринкл скалы приобрели типично корнуольский вид: сделались отвеснее, круче и корявей, на них появился густой подлесок. Ветер усилился, сгоняя в кучу тяжелые облака, и мы, продравшись сквозь дрок и перебравшись через сломанный забор, нашли относительно плоский клочок земли в поле – на возвышении, в самом открытом непогоде месте из всех возможных. Поставить палатку на ветру, дувшем сразу со всех сторон, удалось далеко не сразу. Полил дождь, и прижавшись друг к другу, мы решили надеяться на лучшее, а ураганный ветер в это время пытался прорваться сквозь тонкую синтетическую ткань и поломать обмотанные изолентой стойки, толкая палатку в бок с оглушающим ревом. Мы лежали с открытыми глазами и ждали, когда сломаются стойки, изогнувшиеся под дикими углами. Но они выдержали атаку. С приходом рассвета ветер утих, и мы проспали до тех пор, пока солнце не засияло через несущиеся по небу облака. Палатка устояла перед бурей: измочаленная и погнувшаяся, но не сломленная.

Мимо заскользили бухты, окрашенные в цвета Корнуолла – голубой, зеленый и черный, неизменно оттененные полоской белой пены, бьющейся о подножия черных скал. Конец пути был так близок, что мы уже почти видели его. Вскоре мы вернемся на мыс Пенкарроу, и тогда нам придется начинать искать жилье и надеяться, что кредит на обучение пересилит нашу печальную историю с банкротством. А что, если у нас ничего не получится?

Тропа спустилась в Лу – рыбацкую деревню, поделенную пополам рекой и забитую туристами. Мы неловко пробирались сквозь толпы приехавших на автобусную экскурсию старушек и детишек, рыдавших над уроненным мороженым. Свернув в переулок, чтобы обойти самую давку, мы уперлись в тупик, где пристроилось крошечное кафе на три столика. Рыжеволосая официантка, полька по происхождению, принесла нам чайничек чаю на одного человека и две чашки.

– Какие большие рюкзаки для людей вашего возраста. Куда вы идете?

– На запад по береговой тропе.

– А откуда начали? Здесь проходит много походников; они обычно начинают в Ситоне, вы тоже оттуда вышли?”

Мот посмотрел на меня, подняв брови: о каком Ситоне шла речь? О том, что в четырех милях к востоку отсюда, или об одном из многочисленных Ситонов на южном побережье? Они начали сливаться у нас в голове.

– Нет, мы вышли из Пула, что в Дорсете.

– Но это же другое графство.

– Да, а посередине там еще Девон.

– А где ночуете, в гест-хаусах?

– Нет, в палатке, дикарями.

– Это самое потрясающее, что я слышала в своей жизни. И вы прошли такой долгий путь, а ведь вы такие старые. Я должна рассказать об этом своей подруге – она всегда говорит, что хочет отправиться на поиски приключений, но у нее нет денег. Я расскажу ей про вас. Двое стариков, которые просто вышли и пошли куда глаза глядят, ночуя в палатке, – какой источник вдохновения!

– Не такие уж мы и старики.

Мы вышли из деревни грязные, оборванные, но со странным чувством легкости. Мы – источник вдохновения? Эта мысль приятно согревала. С другой стороны дороги нам помахала молодая женщина и перебежала к нам; порывы ветра играли ее распущенными рыжими волосами.

– Мне позвонила подруга и велела скорей бежать на улицу и посмотреть на стариков с большими рюкзаками. Вы что, правда спите в палатке? И сколько же вы прошли?

Похоже, краску для волос подруги брали из одной коробки.

– Из Пула, но в прошлом году мы прошли по береговой тропе от Майнхеда до Полруана. Через день-другой мы закончим полный маршрут.

– Полный маршрут? А какой длины эта тропа?

– Шестьсот тридцать миль, но примерно сорок из них мы пропустили. Однажды собираемся вернуться и пройти пропущенные отрезки, но не в этом году.

– Это потрясающе. Я тоже хочу сделать что-нибудь такое, значительное, что навсегда изменит мою жизнь, но это так страшно, что я все откладываю и откладываю.

– Страшно? Но ты ведь приехала работать в другую страну – разве по сравнению с этим пешая прогулка может показаться страшной?

– Нас приехало сразу несколько человек, всего на годик после института. Нет, то, что вы делаете, это экспедиция, приключение, испытание. Это как раз то, чего я хочу: хочу узнать, на что я способна. Год в Англии мне этого не дал. Мне нужно что-то другое… Что-то внутреннее.

– Тогда ты должна непременно это сделать. Если чувствуешь, что у тебя есть вопрос, то надо найти на него ответ. И сделай это до того, как поедешь домой.

– Обязательно, обязательно, и когда отправлюсь в путь, буду думать о вас. О стариках, которые пошли в поход.

Тропа круто рванула вверх по бесконечным ступенькам, с которых открывался вид на огромную синюю гладь – через залив Портнадлер до самого острова Сент-Джордж и еще дальше. Мы уселись на вершине скалы, чтобы отдышаться.

– Неужели мы правда стареем? Сколько раз мы слышали от других, что старые? – Я попыталась пригладить волосы, но пальцы застряли в колтунах.

– Ну, мы же и не молоды, верно? По-моему, мне нужен кислородный баллон.

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я.

– Даже если мы стареем, что с того? Кому какое дело? Нельзя же сказать, что мы не пожили, верно? И кстати, что за ерунду ты ей говорила, «ты должна ответить на свой внутренний вопрос» и все такое?

– Это не ерунда. Если бы мы не пошли по тропе, мы бы так и не узнали многих вещей, не открыли бы в себе новых качеств, упорства, о котором раньше и не догадывались. Взять хотя бы наше слушание в суде. Если бы мы не попытались защитить свои интересы, нас бы всегда мучил вопрос: а что, если бы мы попытались? Да, мы проиграли, но во всяком случае нашли истину, и сейчас сидим здесь, зная, что сделали все возможное, но все равно не смогли остановить катастрофу, так что жалеть нам не о чем. Если бы мы не пошли по тропе, то остались бы ждать муниципальное жилье, спрятались бы и сдались. Кто знает, до какой степени прогрессировала бы твоя болезнь? Мы так и жили бы дальше, разочарованные, разгневанные, и бормотали бы в свой чай с молоком: «А что было бы, если бы…» Или же сдались бы и оказались на улице, потерянные и опустившиеся, как Колин. Большинство людей за всю жизнь не успевают ответить на собственные вопросы: кто я, что скрыто у меня внутри? А ведь это важные вопросы. Какая жалость.