Открыв глаза, Вика еще раз на мгновение всмотрелась в своего зеркального двойника, а затем бросилась к лежащему на кровати телефону.

Десять минут спустя она уже сидела за рулем автомобиля. Что именно заставило ее покинуть номер, сама она точно не знала. Скорее всего, причиной была мощная вспышка адреналина, из-за которой стены и без того не очень просторного номера еще больше сдвинулись и начали давить разом со всех сторон, затрудняя дыхание и порождая в сознании одну за другой вспышки панического ужаса быть расплющенной безжалостно-равнодушными бетонными плитами.

Хотя, возможно, все дело было вовсе не в адреналине, а в словах, произнесенных Паниным. Крылова с силой стиснула рулевое колесо. Может быть, надо было позвонить Малютину? Скорее всего, Денис отреагировал бы совсем по-другому. Что, если позвонить сейчас? Она еще не пришла ни к какому решению, а правая рука уже сама скользнула с руля в карман и достала смартфон. Взглянув на темный экран, Вика покачала головой. Нет уж, хватит на сегодня звонков. Завтра. Все завтра. В официальной обстановке. Официальным тоном. Она соберет у себя оперативников и даст им задание установить наружное наблюдение. А заодно пусть проверят возможное местонахождение объекта на дату убийства. Нет, не так. На даты убийств. Ведь речь идет не только об убийстве Апраксина. Здесь все гораздо масштабнее. И страшнее. Крылова с силой вдавила в боковую панель кнопку отключения телефона. Все разговоры будут завтра. И поручения тоже.

Довольная принятым решением, а заодно тем, что выброшенный в кровь адреналин постепенно растворился в организме, Вика завела автомобиль и включила радио. Май. Поздний вечер, почти ночь. Разве может быть лучшее время года, лучшее время суток для того, чтобы прокатиться по Москве? Почти пустые улицы, почти свежий воздух, почти идеальные дороги. Фасады домов, подсвеченные так, что даже не хочется, чтобы вновь всходило солнце, потому что при его свете эти фасады не всегда выглядят так прекрасно. Черная лента Москвы-реки, с двух сторон отороченная сиянием городских набережных. Величественные, не сравнимые ни с чем стены Кремля с горящими на башнях рубиновыми звездами, ярко выделяющимися даже на никогда не бывающим абсолютно темным московском небе. Залитая огнями Манежная площадь, с торчащим посреди нее куполом утонувшего в земных глубинах торгового центра. Здание Государственной думы, столь же унылое и бессмысленное, как и его обитатели. Театральная площадь с мчащейся по ночному небу квадригой, а чуть в глубине мрачно, почти по-вампирски оскалился красно-черным сиянием ЦУМ, в котором распираемые от собственной значимости люди периодически делают кровопускания своим бездонным кошелькам, для того чтобы обменять некоторое количество их содержимого на некоторое количество очень дорогих вещей, точные, совершенно неотличимые копии которых можно приобрести в любом из немногих еще уцелевших вещевых рынков по цене в десятки раз уступающей оригиналу. Лубянская площадь, на которой, повинуясь чьей-то не то насмешке, не то безумию соседствуют два совершенно несовместимых мира. В одном гигантском здании расположился мир детский, в другом, еще более огромном, расположился мир взрослых. Взрослых, давно забывших о том, что они когда-то были детьми. Вика и сама работала почти в таком же здании, с почти такими же людьми, но все же ей казалось, что она физически ощущает разницу, отличающую обитателей здания в Техническом переулке от сотрудников обосновавшейся на Лубянке структуры. Как сказал однажды ее наставник, Реваев: «Вся разница в том, что мы охраняем закон, а они государство. Со стороны кажется, что и мы, и они по одной дорожке идем, а на самом деле дорожки у нас ой какие разные, да и идем мы по ним порой в совершенно противоположных направлениях». Вика посильнее утопила в пол педаль газа, но тут же, спохватившись, что слишком сильно превысила установленные ограничения, вновь сбавила скорость.

Дальнейший ее маршрут некоторое время ей самой казался хаотичным набором поворотов, ожиданий на светофорах и новых ускорений. И лишь въехав в заставленный автомобилями тесный двор, Вика поняла, что все действия ее были отнюдь не случайны. Хотя, можно ли было назвать их разумными, в этом Крылова сомневалась, причем очень сильно.

Дом, в котором, вполне возможно, жил убийца Апраксина. Дом, в котором, скорее всего, находился человек, причастный к еще почти десятку убийств. А может, и не «почти», ведь наверняка удалось связать воедино не все случаи, хотя за последнее время ей и удалось проделать в этом направлении немалую работу.

Подавшись вперед, Вика разглядывала фасад жилого дома. Двадцать девятая квартира, это значит, слева от лестничного марша. Вот те три окна. Хорошо все же, что, несмотря на всю свою внешнюю безалаберность, Гена тщательно заносил в рабочий блокнот имена и адреса всех людей, с которыми общался по долгу службы. А еще лучше то, что блокнот этот был обнаружен Паниным на Генкином рабочем столе. Если бы эти записи были при Распашном в момент его гибели, убийца, конечно, забрал бы их с собой. Только все равно это ничего не изменило. Разве только то, что сейчас Вика не знала бы точный адрес, а получила бы всю нужную информацию завтра утром. А так у нее есть возможность сидеть и смотреть на светящиеся в темноте окна. Окна, за которыми скрывается Олл инклюзив.

– Олл инклюзив, – вслух произнесла Вика, а затем несколько секунд спустя повторила, стараясь придать произносимым словам истинно английское звучание, – All inclusive.

Всё включено! Она нахмурилась, вспомнив реакцию Панина на пришедшую ей в голову и кажущуюся совершенно гениальной догадку.

– То есть вы хотите сказать, что если девочка, входя в квартиру, бегает по комнатам и везде включает свет, то значит, она и есть это самое Олл инклюзив? – в трубке послышалось недоверчивое фырканье. – И, получается, ходит она ночью по городу и всем, кто ей под руку попадется, ножом в горло тычет? А то, что она темноты боится, вас не смущает?

– Михаил Григорьевич, но All inclusive…

– Я знаю, как переводится, – вновь фыркнул майор, – я даже в Турции был пару раз, правда, давно уже. Но скажу честно, меня не убеждает. Это знаете, как в школе учителя говорили, подгонка под ответ. В любом случае, если вы нам дадите такое поручение, мы девчонку проверим. Пробьем для начала, есть ли у нее мотоцикл, ну или хотя бы права на него. Не думаю, что она по городу без прав рассекает. Если будет попадание, тогда можно копать дальше. Так что давайте завтра на свежую голову все идеи обсудим, а сейчас уже время позднее, пора баиньки.

Последнее утверждение Панина совершенно точно соответствовало действительности и, возможно, именно поэтому показалось Вике особенно обидным.

– Спите, Михаил Григорьевич! – почти выкрикнула в телефон Крылова. – Спите крепче. Так до самой пенсии и проспите.

Сейчас, спустя полчаса после этого разговора, ей стало казаться, что не обязательно было отвечать Панину так грубо. В конце концов, ничего плохого ей он не сказал. То, что не захлопал в ладоши, услышав ее новую версию, что же, в этом нет ничего страшного. Да и ничего удивительного, судя по всему, скептицизм является одной из отличительных черт Михаила Григорьевича. Но ведь работать по новой версии он не отказывался. Всего лишь предложил начать эту работу с утра. С нового рабочего дня. В конце концов, за одну ночь Олл инклюзив, кем бы он ни оказался, никуда не исчезнет.