Эта болезнь представляется весьма серьезной для того времени, когда Андрея считали образцом здоровья по сравнению с Натальей, Яковом и Тимофеем Крыловым. Фрагмент из книги на тему человеческой природы, переписанный Андреем в дневник, дает некоторые представления о том, что он думал о причинах здоровья (если допустить, что Андрей переписал его, поскольку был с ним согласен). Фрагмент начинается словами: «Что вреднее для жизни и здоровья человеческого, как ‹…› страсти души нашей? Каких ужасных действий не производит гнев? Не снедает ли корня жизни, страстная любовь, тайное неутолимое желание?» Он продолжается размышлениями об узах между телом и душой. Текст не был религиозным, хотя непосредственно перед ним Андрей процитировал псалом[576].

Рассуждая с более практической позиции, Чихачёвы признавали, что умеренность в пище и регулярные физические упражнения важны как для хорошего здоровья, так и для умственного и душевного благополучия. В 1835 году Андрей пишет: «Мне сдается, что имея неотягченный желудок я буду свежее, умнее, добрее, здоровее, и действительнее и заботливее, и предусмотрительнее, и акуратнее, и внимательнее и проч. и пр.» Это замечание следует за описанием обеда в период поста, состоявшего из «грибов вместо супа, жареного картофеля, горохового киселя. – Каши никто не захотел», так что представление Андрея о благополучии могло быть связано с соблюдением религиозных предписаний[577]. Однако Яков возражает, что физические упражнения важнее: «Ты брат засиделся – это не здорово; – я бы тебе советовал сделать моцион около билиарда хоть часика полтора-два; все бы тебе полезнее, слишком долго сидел – это нездорово»[578]. Для сохранения здоровья также часто рекомендовалось мытье в бане и обильное питье чая и клюквенного сока[579]. Но в бане можно было как оздоровиться, так и заболеть: Алексей писал, что бани в Вильно «очень ‹…› неопрятны» (это обстоятельство могло стать причиной нескольких перенесенных им там болезней)[580].

В 1836 году Андрей в качестве средства от сырой, холодной погоды называет «чашку кофею с трубкой», а когда это не помогает, пробует «капель Нептуновых, Бахусовых, Минервиных, Апполоновых, Ерофеевых, Универсальных», под чем могли подразумеваться как чтение литературы, так и алкоголь[581]. В другом случае он довольно туманно рассуждает о том, что испуг мог бы привести к «самому быстрому излечению» даже «тяжко-одержимых недугами», что, предположительно, подтверждает «наша медицинская история». Эти идеи призваны были утешить Якова, напуганного пожаром в Берёзовике. Андрей также описывает физиологические последствия испуга: «Кровь примет перемену в своем движении, фибры и мускулы подкрепятся, и отчаянно больной был дескать случай через 9 дней танцевал мазурку. Поверь мне, говорю вам не своего сочинения, а то, что читал сам, своими глазами»[582]. Это заблуждение в то время не казалось странным; например, составители военно-статистического обозрения губернии хвастались наличием в ней (в трех верстах от Владимира) целебного колодца, почитавшегося святым[583]. Гораздо более странной была другая квазимедицинская теория Андрея (вероятно, не вполне серьезная). Он пишет Якову, что у него «в гостях: девица Кульман и пара блинов со снятками», а затем спрашивает: «Знаешь ли ты, отчего она простудилась? – совсем не от того, что салоп на ней в октябре был холодный. – Совсем не от того что кареты дожидалась долго – нет! Она получила, по моему, болезнь от девственности, которая при созерцании на брачующихся – взволновавшись – требовала – своего разрушения. Да!»[584]

Во время серьезных болезней Чихачёвы обращались к врачам, а иногда к получившим менее основательное образование фельдшерам, чьи услуги обходились дешевле. Учитывая, что в те времена профессионализация медицины даже в Западной Европе только начиналась, примечательно, что Чихачёвы имели возможность регулярно обращаться к врачу с университетским образованием. Известно даже, что ивановские купцы нанимали врачей для своих рабочих[585]. Михаил Петрович Воробьевский, которого иногда называли «Казачок» и к которому обычно обращались «доктор Воробьевский», звался также «лекарем»[586]. Помимо постановки диагноза, роль врача заключалась в том, чтобы иногда пустить кровь или прописать лекарство, готовившееся аптекарем[587]. В один из своих визитов доктор Воробьевский три часа оставался с Натальей, а затем был увезен «на свежих лошадях» кучером Терехой, который возвратился поздно утром следующего дня с лекарством, названным Андреем «латинской кухней». Однако к вечеру Наталье стало гораздо лучше[588]. Иногда упоминались и другие доктора: например, когда Андрей пишет Якову о некоем общем знакомом: «В прошедшей ночи послано за Ковровским лекарем – дело идет как видно не на шутку». Однако дальше он сообщает, что они с Натальей навестят страдальца, чтобы самим дать ему совет, поскольку «во время болезни надобно навещать, посещать, и придумывать: „Как бы лучше?“ Может быть и мое словцо тут будет пользительно»[589].