— Тем более. Значит, он уже больше получаса как бродит по лесу.

— Выходит так.

— И куда же он, скажите на милость, в таком состоянии может уйти?

Иван пожал плечами.

Профессор тяжело вздохнул, поставил коробки на место.

— Вот и я не знаю. Не уверен, что он помнит, кто он и откуда. И куда же ему в таком случае идти? Он же захочет есть… а что он вообще ест?

— Я думаю, что он всеядный, как мы, то есть, как почти человек.

— Почти человек, — задумчиво повторил Запольский, — почти человек.

— Или не совсем животное, — поправился Иван, думая, что немного озадачил профессора этой фразой.

— В том-то и дело, дорогой мой Иван Павлович, что мы не можем назвать его ни человеком, ни животным. Одно слово — зверь.

Он устало опустился на стул, пристально посмотрел в глаза замершему ассистенту, осененный какой-то неожиданной догадкой. Продолжил медленно, чуть слышно, заговорщицки.

— А потому мы не можем быть до конца уверенными в том, как он себя поведет — как человек, или же, как животное.

От этих слов по комнатке, находящейся на глубине шести метров, пролетел холодный ветерок. У Ивана волоски на руках встали дыбом, дорогой аппарат чуть не выпал из рук. И тут профессор добил его последней фразой, спускающейся до шепота:

— А что более вероятно, дорогой мой, что наш пациент сейчас и то, и другое одновременно. Он обладает разумом человека и инстинктами зверя. И ой как нелегко нам будет его найти. Ой, как нелегко.

* * *

Сотовый пиликает и прыгает по столику. Дмитрий тянет руку, нащупывает его в темноте и, не глядя, нажимает кнопку приема вызова. Спустя несколько секунд он его отключает и спешно встает, перелезает через подружку.

— Кто это еще? — спросила она.

— Тебя не к-касается, — ответил Дмитрий. Он быстро, как в армии, одевается.

— Что значит «не касается»? Я тебе почти жена!

— Вот к-когда будешь женой, тогда я п-подумаю, отвечать тебе или нет, — сказал он зло.

Подружка сразу же замолкла и обиженно отвернулась к стенке. Единственное, что она знает, что ее дружок работает на каком-то секретном объекте охранником, и что он не имеет права разглашать служебную информацию. Ну и нашим легче, думает она, вновь погружаясь в сладкую дрему, меньше знаешь — крепче спишь. Главное, что он получает приличные деньги за свою работу, много времени проводит дома, и ей нравится с ним трахаться. А остальное ее на самом деле мало волнует, даже его небольшое заикание, к которому она почти уже привыкла.

Через минуту Дмитрий открыл ворота, прыгнул на мотоцикл и выехал на пустынную сонную улицу. Его не беспокоит, что ворота остались открытыми, главное успеть заехать еще по одному адресу.

Специально для этого он делает небольшую петлю, свернув в переулок.

Вот знакомый дом, так же как и остальные, погруженный в темноту и тишину раннего утра. Он резко тормозит, кидает мотоцикл на шаткий забор, спешит к калитке. Она, как обычно, не закрыта, словно всегда ждет кого-то даже ночью. Двери в маленький неприметный домик так же распахиваются перед ним. Пробежав полумрак сеней, он оказывается в слабоосвещенной комнатке. У дальней стены в полумраке на кровати сидит человек, ожидая его. Дмитрию опять стало не по себе от его вида и взгляда. Не может он привыкнуть к этой уродливой огромной голове, всегда злобным маленьким глазкам под кустистыми бровями. Но его голос, словно не принадлежащий этому уродцу, звучит мягко и глубоко:

— С чем пожаловал, Дима, в такой ранний час?

Переведя дух, от волнения еще больше заикаясь, он ответил:

— З-зверь сбежал! М-может вам, Егор Иванович, это б-будет интересно знать?

— Как сбежал? — Егор поднялся.

— Я п-подробностей еще не з-знаю, — Дмитрий шагнул назад, — т-только еду в лабораторию, в-всех в-вызвали п-по тревоге…

— Это очень интересно, Дима, очень! — воскликнул Егор, судорожно сцепил ладони. — Это же… такое событие!

Он вдруг как-то нервно развел руки в стороны, вскинул взор к потолку, словно приветствовал приход мессии. Дмитрий, как завороженный, смотрел на него, но когда уродец неожиданно шагнул к нему, невольно вздрогнул и, запинаясь, отступил к стене, больно ударившись затылком. Егор приблизил вплотную горящие глаза, дыхнул в лицо чесночным перегаром.

— Представь себе, Дима, что огромное волосатое чудовище убегает из секретной лаборатории, где над ним производились генетические опыты! — голос его возбужден, глаза горят, руки дрожат. — И все население в панике, потому что этот монстр очень опасен! Очень! Он голоден, он вне себя от ярости, он просто весь состоит из злости и чувства мести ко всем двуногим!

— Э-э, Ег-гор Иванович, — неожиданно перебил его Дмитрий и стал спиной пятиться к выходу. — Вы извините, мне н-надо т-торопиться. Меня ждут.

— Конечно, конечно, Дима, иди, — снова спокойно и мягко сказал Егор, переведя взгляд куда-то в стену. — Держи меня в курсе, Дима. Это очень-очень важно.

— Д-да, конечно, Егор Иванович, — сказал Дмитрий, пытаясь открыть заклинившую дверь. — Обязательно!

— И да, еще, Дима!

— Д-да?

— Пожрать мне чего-нибудь привези потом.

— Х-хорошо. Как об-бычно?

— Да, хлеба, тушенки. И еще водочки! Обязательно! Это надо отметить, как ты считаешь?

— К-конечно, Егор Иванович! Я п-понимаю!

Егор, словно потеряв интерес к дальнейшему разговору, вернулся к кровати, грузно сел, погружаясь в свои мысли. Дмитрий, пользуясь моментом, смахнул со лба пот и исчез за дверями. Через пару секунд послышалось тарахтение мотоцикла, затихающее в утренних сумерках.

Чудовище на свободе, думал Егор, укладываясь обратно на постель, хотя сна теперь ни в одном глазу. Да и какой теперь может быть сон! Может, это как раз тот шанс, который позволит ему выйти из тени, вернуть себе власть, стать снова страшным и жестоким Уродом. Они должны вспомнить о нем! Теперь нужно хорошенько подумать, как он может использовать эту ситуацию в своих целях. И он уверен, что это не такая уж и сложная для него задача.

— Потому что… потому что, — глаза Егора заблестели, голос окреп, он вновь сел в постели, озаренный захватывающей идеей. — Потому что ответ прост — они очень похожи. Они оба — чудовища, уроды, изгои!

* * *

Медленно тянется время. Солнце, до этого пробивающееся через частокол елей, прячется в серой марле неожиданно наплывших туч.

Только к семи утра собираются все охранники, и они, наконец, могут выдвинутся на поиски. Профессор ходит по площадке перед лабораторией, время от времени вскидывая глаза к небу и бормоча себе под нос одно и то же.

— Время уходит… мы не сможем его найти… что же будет тогда…

К нему подошел Виктор Лузин, покашлял,