Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вечером к их шалашу подошел мужик из соседней палатки. Поболтать.
— Митяй, — представился он и пожал руку Морозову. — Из Таллинна вы, да?
— Оттуда. — Игорь вытер со лба пот, подкинул в костер мелких дровишек.
— А когда ушли?
— Извини, календаря не было под рукой.
Митяй несколько секунд тупо глядел на Игоря, потом рассмеялся.
— Шутник… А я вот из Кохтла. Как очухался, сразу оттуда дунул. Ловить там нечего: одни развалины. Жмуриков — тьма. Собаки эти чертовы… Ужас.
Игорь угукнул. Надо было поесть меду, но светить запас при мутном знакомце было не с руки.
— Долго мотался, потом вот с ребятами лагерь этот нашли, — сказал Митяй и понизил голос: — А чего? Тут нормально. Баб много, все податливые… Им же тоже надо. А их много. Конкуренция.
Игорь не ответил. На конкуренцию он в Таллине уже насмотрелся.
— Вообще, думаю, что скоро двинем уже в Россию… Дойдем до границы, поклонимся. Мол, здравствуйте, вот и мы! А там уж разберемся… — Митяй продолжал улыбаться, у него явно было хорошее настроение. — Говорят, завод в Кингисеппе поднимают. Люди нужны позарез.
— Какой завод?
— Да вроде как что-то там с продуктами… Был же там какой-то…
— Фосфорит там был.
— Да? Ну значит, что-то такое там эдакое. Там же инфраструктура, все дела, руки нужны. Жратва, порядок. Все будет ништяк!
Он фамильярно толкнул Игоря в плечо. Морозов пошатнулся, с трудом удержался, чтобы не упасть.
— Что-то ты погано выглядишь. — Митяй озабоченно заглянул Игорю в лицо и прошептал: — Может, водочки? У меня есть… чуток. Дернешь, и к бабе. Я тебе найду нормальную. У тебя, смотрю, солонина есть. Сунешь шмат, и всё, порядок. К утру будешь огурцом!
— Огурцом? — Морозов невесело ухмыльнулся. — Зеленым и пупырчатым? Нет, спасибо… Я лучше человеком останусь. Отлежусь.
— Как знаешь…
— Скажи, а если эстонцы придут, что тогда?
— Да вломим им, делов-то, — отмахнулся Митяй. — Тоже мне вояки. Слышал, поди, что Эстония берется силами одной псковской десантной дивизии? Вижу, что слышал. Вот и все дела.
— Так тут-то не псковский десант.
— Ты не забивай голову… — Митяй оглянулся. — Во, смотри какая!
Мимо шла женщина. Молодая, стройная… Похожая на Лену…
У Игоря кольнуло сердце, общество Митяя сделалось совершенно невыносимым. Но тот, видимо, задерживаться и не собирался. Поднялся, потянулся.
— Пойду-ка счастья попытаю.
Митяй свинтил.
Игорь заглянул в шалаш, убедился, что дети спят, сходил за дровами в ближний лесок. В кустах кто-то барахтался, слышались охи вздохи. Может, Митяй счастье свое нашел?
Морозов промаялся полночи, задыхаясь от кашля, а потом уснул тревожным беспокойным сном. Снились змеи, бегущие люди с пулевыми ранениями в головах, подступающая к ногам вода…
В лагере беженцев они провели несколько дней. Игорь старательно поправлял здоровье. Дети собирали лягушек, учились вместе с Морозовым ловить мелких зверушек, без особого, впрочем, успеха. Зато в ближнем озере клевало. За час-другой можно было натягать карасей, из которых получалась недурная уха. Только вот запас соли, взятый Игорем с хутора, таял.
За те дни, что они пробыли здесь, Морозов неплохо изучил лагерь. Он, не обращая внимания на лихорадку, ходил там и тут. Слушал, что говорят люди. Все чаще он опирался на свое копье, ставшее дорожной палкой. Посохом странническим, как сказал бы отец Андрей.
Настроение в лагере царило приподнятое. Все постоянно собирались двигаться в Россию, где всё хорошо, но никто не двигался с места. Кое-где уже заводились разговоры о грядущей зимовке.
Об эстонцах чаще шутили, чем всерьез опасались.
Слушая все это, Игорь с горечью понимал: опять он попал не по адресу. Эти люди никуда по-настоящему не собирались, а царившее вокруг благодушие было эйфорией страуса, глубоко засунувшего башку в песок, а задницу подставившего всем желающим…
Нужно было уходить. К тому же, детям в лагере не нравилось. Они не играли с другими детьми, держались вместе с Игорем, капризничали, чего раньше почти не случалось.
Но уйти было… трудно. Игорю казалось, что всеобщее настроение передается ему, словно еще одна болезнь: жить мечтами было так легко…
На третий день Морозов в поисках новых звериных троп зашел далеко от лагеря. Затаившись и подкарауливая в густом подлеске молодую косулю, он услышал далекий рычащий звук, от которого все внутри задрожало.
Мотор.
Снова.
Игорь быстро вернулся в лагерь, нашел группу так называемых старейшин и рассказал им все. Возражения и дебаты слушать не стал. Разобрал шалаш, накормил детей и пошел на восток.
Он понимал: беженцам оставалось жить считанные дни.
Вместе с Игорем не пошел никто. Зато дети аж расцвели после ухода из лагеря.
На каждом большом привале Морозов ставил силки и, преодолевая слабость, ходил на охоту. Увы, безрезультатно. От голода спасала рыбалка. Но кончилась соль, что создало сразу две проблемы: консервировать запасы больше было нечем, несоленая еда вызывала отвращение. Где взять соль в природе, Игорь не представлял. Ста но вилось понятно, почему в средневековье белый минерал пользовался таким бешеным спросом.
Правда, у Игоря имелось, что предложить на обмен. Оставалось только найти тех, кто готов меняться…
Возможность подвернулась довольно скоро.
Вечером они вышли на окраину небольшого поселка. В крайнем доме горел свет, из трубы поднимался дым.
Игорь долго приглядывался к дому, пытаясь понять, насколько опасно будет контактировать с местными. Участок был ухожен, трава прокошена. На заднем дворе крякали утки. В небольшом загоне из свежеструганных досок топтался кабанчик.
Оценив обстановку, Морозов велел детям ждать, а сам пошел к дому. Стараясь сильно не шуметь, перебрался через ограду. От сырою вечернего воздуха сильно першило в горле. Душил едкий кашель, казалось, что грудь наполнена колючками.
— Па-а-ап… — донеслось из-за спины. Игорь вздрогнул, обернулся.
— Блин! Просил же подождать.
В горле запершило, Игорь закашлялся, плотно прикрыв рог рукой, чтобы не шуметь.
— Там страшно, — ответил за всех Коля.
Вся детская компания стояла у забора. Соваться в малознакомый дом с детьми Игорь не хотел. Слишком велик был риск…
Дверь распахнулась, и в грудь Морозову уперлась двустволка.
— Тихо… тихо… — сказал Игорь, давясь кашлем. — Спокойно…
— Что надо? — с акцентом спросил старик, щурясь.
Позади него замерла, прижав руки к груди, пожилая женщина.