Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я – организм, способный к полной регенерации, – гордо заявляет он.
Он гордится своим словарным запасом, гордится знанием псевдонаучных терминов. Их-то он прекрасно помнит.
Был ли он прежде ученым? Уж точно не крестьянином. Не то чтобы крестьянин не мог родиться одаренным и заняться самообразованием, но на него это не похоже. Она готова биться об заклад, что ее возлюбленный ни перед кем не склонял головы. Он всегда был в центре внимания. Пусть его собственное имя и не оставило следа в истории, он наверняка был знаком с теми, чьи имена гремели сквозь века.
Она вновь и вновь спрашивает его. Просит рассказать о волчьих охотах, о бале тысячи свечей, о чуме.
– Я забыл, – каждый раз отвечает он. – Столько времени прошло; как, по-твоему, я должен все упомнить?
Она начинает подозревать, что это может быть правдой. Память у него действительно неважная. Он теряет ключи от машины, забывает передать ей, что звонила мама. Подарков ко дню рождения, который совсем скоро, она уже и не ждет.
Она продолжает копаться в книгах, но ищет уже не факты, а старые изображения похожих на него людей. Вот какие-то строго одетые люди в кружевных воротничках подписывают документ. Гражданское соглашение тысяча шестьсот тридцать пятого года. Вдруг это он стоит сбоку от стола и внимательно смотрит, словно проверяя подписи? У него нередко бывает такой же проницательный, критический и насмешливый взгляд. Можно ли где-то найти список людей, подписавших соглашение? Должно быть нетрудно. Другие ученые уже наверняка проделали нужную работу за нее.
Вот и список. Она просматривает фамилии подписантов. Что теперь – перечислять их ему поочередно и угадывать, как королева угадывала имя Румпельштильцхена? Посреди ночи нашептывать имена давно мертвых политиков ему на ухо, пока он не вскочит с возгласом «Здесь, ваше высочество!»?
Она проверяет дату на изображении. Черт, это гравюра, написанная в честь пятидесятилетнего юбилея события. Художник наверняка либо выдумал облик участников, либо списал со старых портретов.
Приглядевшись к лицам, она осознает, что они представляют собой лишь набор схематичных линий.
Соскучившись по нему, она отпирает дверь, и он, словно прочитав ее мысли, в тот же день появляется на пороге библиотеки и провожает ее домой.
– Хочешь где-нибудь поужинать? – спрашивает он.
Он всегда платит за них обоих – вероятно, с какого-то многовекового банковского счета, по которому проценты набежали точно так, как говаривал ее папа: «Вкладывай каждый год по пенни, и когда вырастешь, сможешь купить себе все, что пожелаешь!»
Ужинать она не хочет. Она хочет его. Она принимается срывать с него одежду еще на лестнице. Одевается он модно (о этот чудный банковский счет!). Его тело прекрасно. Кожа упругая, как у юноши. Какой бы разгульный образ жизни он ни вел, как бы ни подводила его память, его тело не увядало.
Доживут ли они вместе до старости? Точнее, останется ли он с ней до ее старости? В этом она серьезно сомневается. «Тренируйся на мужчинах в годах, – говорила ее бабушка, – но замуж выходи за молодого». Ох, бабуля!
Он не спрашивает, как продвигается ее статья.
Они приглашены на день рождения ее однокурсницы. Идти недалеко, но он решает отправиться в обход, вдоль изгиба реки, и им приходится дважды пересекать мосты. Ей понятно, что он вообще не хочет никуда идти. Он терпеть не может вечеринки и ее друзей. Он считает их всех глупыми, хоть это и не так. Напротив, все они – лучшие студенты в группах. Просто ему не нравится выслушивать их рассказы о жизни. Они повергают его в уныние, пусть прямо он об этом и не говорит. Ее друзья в основном увлекаются историей и литературой, и в их окружении ему скучно. Он с трудом сдерживается от колкостей и ехидных замечаний насчет их молодости, неопытности и глупых мечтаний, но она твердо дала понять, что бросит его, если он позволит себе хоть малейшую грубость.
Сегодня он вынужден пойти с ней, потому что она уже приходила на множество вечеринок без него, и столько же пропустила из-за него. Поначалу отговорка о том, что ее взрослый бойфренд слишком занят, работала, но они были вместе уже достаточно давно, чтобы его постоянное отсутствие стало вызывать подозрения. Ей не хотелось, чтобы другие попусту за нее беспокоились. Она уговорила его, сказав, что на вечеринке будет Тео – бойфренд Анны, физик. Он обожает беседовать с Тео о физике.
Над рекой носятся ласточки, на лету хватая вечернюю мошкару. Небо становится иссиня-серым, но он не снимает массивных, модных солнцезащитных очков. От солнечного света у него болят глаза – это факт.
– Цветок для дамы?
Один из нищих подростков, продающих алые розы на длинных стеблях, завернутые в перевязанный лентами целлофан. Из-за очков парнишка, должно быть, принял его за туриста. К ее удивлению, он останавливается. Он никогда этого не делал. Он смотрит на парня, хотя никогда прежде не обращал внимания на незнакомцев.
– Эй, – говорит он.
Мальчишка смотрит на него.
– Хотите цветок?
Она держит его под руку и чувствует, как та дергается. Он порывается было достать кошелек, но останавливается и отказывается от этой затеи.
– Нет, спасибо.
Не оборачиваясь, он увлекает ее за собой.
Может, он знал этого парнишку до того, как встретился с ней? Вряд ли – уж слишком тот юн. Может, это его сын от прошлой возлюбленной? Нет, он же говорит, что бесплоден и не может иметь детей (вот повезло!). Неожиданно она вспоминает год, когда поступила в университет. Ей было грустно и одиноко, и однажды утром по дороге на занятия она увидела на пешеходном переходе Софи, футболистку из одной с ней школы. Но тут она поняла, что это невозможно, ведь Софи в прошлом году попала под машину. Это была другая девушка – такого же роста, с такой же прической, с такой же осанкой. Наверное, он чувствовал то же самое, везде замечая людей, которых он когда-то знал. Но это были совсем другие люди.
– Осталась я без цветов, – жалуется она, чтобы привлечь его внимание.
Вдруг в этот раз ей удастся что-нибудь узнать? Она чувствует, что он в легком замешательстве.
– Если мне захочется купить тебе цветов, они будут другими, – он отпускает ее руку. – Я вообще когда-нибудь дарил тебе цветы?
– Конечно, – беззаботно отвечает она. – Ты что, забыл ту корзину лилий и белых роз?
Он косится на нее, сильно сомневаясь в правдивости ее слов, но на всякий случай пытаясь вспомнить.
– А тот огромный букет гортензий, что ты принес на мой экзамен по фольклору? – продолжает она. – Мне даже пришлось одолжить у Анны вазу, чтобы поставить их. Но больше всего мне понравились те маленькие розы и фрезии, что ты подарил мне на день рождения.
Он замедляет шаг, но не останавливается. Она чувствует напряжение.
– Правда?
– Нет, – она обгоняет его. Ее каблуки стучат по мостовой. – Ты не дарил мне цветов.