Попытался отвлечься, думать о чём-нибудь другом, пусть даже неприятном. Например, о красных. Ну почему те, разутые, раздетые, холодные, голодные, плохо вооружённые, иногда вообще дерущиеся дубинами да зубами, не имеющие ни одного патрона, не обученные искусству командовать, сумели победить хорошо обмундированных, накормленных, обеспеченных оружием и деньгами белых? Что произошло, что сместилось на небесах, почему удача отвернулась от них, почему Миллер проиграл войну, которую вёл?

Как, впрочем, проиграли эту войну и Деникин, и Юденич, и Колчак, и атаман Семенов. Как проиграет и генерал Врангель, загнанный в последнее своё прибежище — в Крым. К этому всё идёт.

Миллер сгорбился ещё больше. Выглядел он несчастным и совершенно не был похож на генерала. Кавторанг покосился на него и ничего не сказал.

От дальнего причала к «Минину» устремился лоцманский катер. Кавторанг нагнулся, скомандовал в хорошо начищенную переговорную трубу:

— Механисьон, стоп-машина! На борт будем принимать лоцмана.

Грохот, стоявший в железном нутре ледокола, стих.

Через десять минут рядом с кавторангом уже стоял белобрысый, с кривыми ногами лоцман-норвежец. Команды он подавал на английском языке.

Ледокол вновь двинулся к бетонной строчке причалов. Следом за ним, будто привязанный, как на поводу, тяжело хрипя от усталости, шёл пароход «Ломоносов».

Когда на берег был брошен канат и проворный плечистый матрос, подхватив его, водрузил на чугунную тумбу, врытую в берег, пристань неожиданно начала заполняться людьми. У многих в руках были цветы и даже полосатые русские флажки.

— Ваше высокопревосходительство, — тихо проговорил кавторанг, тронул Миллера за плечо. — А, ваше высокопревосходительство!

Миллер встрепенулся, непонимающе глянул на кавторанга — глаза генерала были полны боли.

— Что случилось? — глухо спросил Миллер.

— Смотрите, как вас встречают! — Кавторанг показал рукой на берег. — Сколько тут народа!

— Нас встречают... Нас, — поправил кавторанга Миллер.

А народу на причале становилось всё больше и больше. Непонятно даже было, откуда в маленьком — от одного конца городка до другого, кажется, доплюнуть можно — Тромсё нашлось столько много людей.

Миллер выпрямился.

Несколько человек держали в руках плакаты. Два плаката были начертаны на русском языке. «Добро пожаловать!» — было написано на одном плакате, написано с грамматической ошибкой — в слове «пожаловать» отсутствовал мягкий знак; на втором плакате был начертан ещё более обширный текст: «Норвегия приветствует русских людей!»

Миллер распрямил плечи, осанкой своей, статью, поставом головы делаясь похожим на настоящего генерала — хотя только что выглядел, как сильно побитый жизнью солдатик. Дрожащими пальцами он разгладил усы, привёл в порядок растрёпанную, будто съехавшую набок бородку, отёр глаза — собственную слабость он не должен был показывать иностранцам.

С «Минина» на берег спустили трап, и Миллер первым сошёл на землю. К нему сделал шаг упитанный господин с лучащимися глазами, одетый в хорошо сшитое шерстяное пальто, протянул небольшой букет цветов, невесть откуда взявшихся в зимнем, хотя и не морозном Тромсё.

— Добро пожаловать, господин генерал Миллер, — сказал он по-русски вполне сносно.

Как потом выяснилось, в Тромсё, несмотря на зиму, было много живых цветов, городок окружали теплицы, небольшие, но очень прибыльные, комнаты многих домов здесь украшали букеты свежих, только что срезанных цветов.

— Я — мэр города Тромсё, — добавил господин в шерстяном пальто.

— Нам очень нужна ваша помощь, — сказал Миллер.

— Я к вашим услугам, господин генерал Миллер. — Мэр учтиво наклонил голову.

— У нас на ледоколе есть больные и раненые, — морщась от сочувствия к людям, о которых он сейчас вёл речь, произнёс Миллер. — Их нужно срочно перевезти в больницу.

— Нет ничего проще. — Мэр вновь учтиво поклонился, обернулся, подозвал пальцем молодого человека, стоявшего в толпе, что-то сказал ему по-норвежски.

Через десять минут на причале появились большие, схожие с вагонами «Форды» с красными крестами на боках. Из автомобилей выпрыгнуло несколько человек в белых халатах — в городе Тромсё работали хорошие врачи, раненых за полчаса развезли по разным больницам, у постели каждого поставили по корзине с фруктами и кувшины с водой.

— Благодарю вас. — Миллер, подражая мэру, также учтиво поклонился, мэр обратил внимание на этот жест, оценил его и улыбнулся.

Серые, низко ползущие над скалами облака зашевелились, раздвинулись; в проёме появилось солнце; дома, окрашенные в яркие тона, ожили; чистые, хорошо вымытые окна заискрились. Миллер не уходил с причала, наблюдал за разгрузкой, за тем, как по трапу на причал спускались женщины, дети, тащили баулы, чемоданы — небольшой багаж, который они смогли взять с собой, кроме него больше ничего взять не удалось. Мужчины сходили на берег с растерянными лицами; видя внизу Миллера с незнакомым господином, они невольно подтягивались, но растерянность с их лиц не исчезала.

Мэр задрал голову, глянул на сверкающий, оплавивший края облаков золотом диск, лицо его вновь раздвинулось в улыбке.

— Вы привезли нам солнце, господин генерал Миллер, — сказал он.

Миллер сделал рукой слабый взмах.

— Мы старались.

Никчёмные слова, никчёмный диалог — Миллер ощутил, как у него больно закололо сердце, он сунул руку под отворот шинели, под борт кителя, помял пальцами грудь. На борту увидел жену, махнул ей, она ответила едва приметным взмахом, и Миллеру сделалось немного легче дышать.

— Всех, кто прибыл с вами, господин генерал Миллер, мы расселим в хороших местах, — сказал мэр, — не тревожьтесь за ваших людей. Всех обогреем, окажем радушный приём, накормим, напоим. У кого нет тёплой одежды — дадим тёплую одежду.

— Жалоб на отсутствие тёплой одежды я не слышал, — сказал Миллер, — Люди наши — молодцы, держались великолепно. Все — северяне, знают, как вести себя в холодных условиях, — Миллер почесал пальцем переносицу, словно бы соображая, рассказать мэру о некоторых деталях перехода или не рассказывать, но об одном событии не упомянуть не мог и с сожалением произнёс: — В пути нас обстреливали из пушек.

— Кто посмел? — проявил недогадливость мэр.

— Большевики.

Мэр махнул рукой.

— Они пытались установить с нами контакт, но из этого ничего не вышло, — сказал он.

Генерал ощутил внутри холод: этого ещё не хватало! Если у норвежцев есть с большевиками договорённость о выдаче беглецов, то дела тех, кто приплыл в Тромсё, плохи. Тем не менее Миллер спросил:

— Что-то помешало?

— Да. Непомерное упрямство большевиков — это раз, и два — мы не разделяем их позицию.