энергичным, самым деловым. С ним считались, ему верили, и вот, наконец, он занял место руководителя, и никто не оспаривал его права на это. Всю жизнь он полагал, что способен руководить людьми. И наконец, такая возможность представилась.

А дальше? Что теперь? - думал он, уединившись в своей каюте.

Дальше - руководить. Иными словами - организовать усилия, направлять к достижению определенной цели. Может ли он организовать усилия двенадцати человек? Тут не о чем и говорить: случалось решать задачи куда труднее. А сможет ли направить? Конечно!

Если бы только знать - куда направить. К чему. Для чего.

Защищаться от угроз? Никто и ничто не грозит. Расширять, совершенствовать что-то? Нечего: корабль проектировали и строили умные люди, а места в нем для дюжины человек более чем достаточно.

Но если ты не в состоянии указать людям цель, зачем тебе власть?

Может быть, ради Милы? Стоящему у власти легче удовлетворить свои потребности, желания, даже прихоти. Быть с Милой это мечта и потребность, вместе взятые. Однако...

Сменить власть - вовсе не значит объявить недействительными все ее установления. Кодекс Наполеона остался и при Бурбонах - сопоставление в духе Истомина... Но и без него ясно: все не так просто.

Капитан-то был прав: нельзя позволять эмоциям разгораться. Любовь - вещь опасная. Любящий человек склонен стремиться к идеалам. А значит - в какой-то степени отрицать то, что есть сегодня, потому что "сегодня" никогда не бывает идеальным. Когда сам не отвечаешь ни за что, критиковать легко. Но стоит тебе взобраться на вершину, как сразу же начинаешь видеть все другими глазами. То, что казалось самодурством или перестраховкой, вдруг оказывается нужной, полезной, целесообразной мерой.

Что же делать? Неизвестно. А ничего не делать тоже нельзя: руководитель обязан действовать. Хотя бы пока к нему еще не привыкли.

Думай, думай, думай...

Нарев сморщился, обхватил голову ладонями. Пустое дело, пустая голова. Ждать какого-то озарения не приходится.

Надо решать систематически.

Зачем живут люди?

Жизнь возникла не ради чего-то. Философы говорят; нельзя так ставить вопрос - для чего существует жизнь. Существует и все. Возникла в процессе эволюции.

Однако философия - философией, а каждому человеку очень нужно знать, для чего живет он - он лично, он, взятый в отдельности...

Для чего живет, допустим, он, Нарев? Для чего живет старик Петров?

Это очень интересно: для чего живет Петров?

Старик Петров по обыкновению сидел в своем кресле, курил и улыбался людям, появлявшимся в салоне. Улыбнулся и Нареву, как прочим - доброжелательно, однако тому уже не в первый раз почудилось, что за улыбкой этой кроется что-то; она вроде матового стекла, за которым ничего не разглядишь, но нет-нет и промелькнет тень. Этакая Джоконда мужеска пола, на шестом десятке... Странно - улыбка эта привлекала Нарева, и он, заговаривая со стариком, чувствовал какой-то щекочущий холодок в груди. Забавное ощущение...

- Не угодно ли зайти ко мне? - сказал Нарев. - Как продвигаются дела с нашей конституцией?

Петров с готовностью поднялся: видно, ему и самому не терпелось поговорить на эту тему. В каюте Нарева они уселись, Петров тотчас же вытащил свои сигареты, а Нарев повернул регулятор климатизатора, стараясь, чтобы это не выглядело демонстративно.

- Закон, - сказал Петров, помолчав. - Это сложно - закон. Важно. Ведь, - он наставительно поднял палец, - в чем смысл жизни человека? (Нарев склонил голову набок, внимательно слушая.) В соблюдении законов. В этом - смысл, в этом долг, в этом - жизнь.

"Цель жизни - в соблюдении закона? - подумал Нарев. Нет, это вряд ли так: ведь в этом случае сам закон должен преследовать какую-то цель, а он - лишь средство ее достижения. Но послушаем дальше..."

- Но что из этого следует? - спросил Петров. - То, что Закон должен быть всеобъемлющ - и разумен. Должен быть таким, чтобы соблюдение его делало жизнь каждого человека разумной, полезной и даже - приятной, не побоюсь этого слова.

Он сделал паузу, глядя на Нарева, ожидая согласия и готовый опровергнуть возражения. Их у Нарева не нашлось, и он кивнул.

- Значит, - продолжал Петров, - прежде всего Закон должен определить основную цель нашего общества, а затем дать нормы, которые поощряли бы все, что направлено к достижению этой цели - и пресекали бы все, устремленное к противному.

- Цель, - проговорил Нарев невесело. - Позволю себе заметить - в этом-то я и усматриваю трудность. Вы видите эту цель? - Ему показалось стыдным признаться в том, что сам он этой цели не видит, и он добавил: - У меня имеются некоторые соображения, однако, нет полной уверенности...

- Что же, - молвил Петров, - давайте рассуждать вместе. Логика любит диалог, а закон, в свою очередь - дитя логики. Вот мы, тринадцать человек, обитатели крохотной искусственной планетки. Что может быть нашей общей целью? Разберем по порядку. Возвращение на Землю?

Нарев пожал плечами.

- К сожалению... - пробормотал он.

- Вы правы - это недостижимо, хотя цель была бы достойной. Увы... Далее: поиски какой-то иной цивилизации?

Нарев вздохнул.

- Нереально, - согласился Петров. - Теперь позвольте сделать отступление. Признаете ли вы, что Закон общества не должен противоречить законам природы?

- Ну, разумеется, - сказал Нарев уверенно.

- А какой из законов природы имеет сейчас для нас наибольшее значение?

Нарев попытался догадаться. Закон сохранения энергии, что ли? Но вопрос, видимо, был риторическим, потому что Петров тут же сам и ответил:

- Закон жизни, ее ценности, неприкосновенности и продолжительности. Каждый из нас должен прожить столько, сколько отпущено ему природой и ни секундой меньше. Никто не должен стать жертвой каких-либо катастроф, неполадок, недоразумений или несогласий. Будете ли вы возражать?

- Нет, - ответил Нарев. - Нет, нет!

И в самом деле, тут-то уж возражать было нечего. Их здесь тринадцать. Со смертью последнего кончится все: лишь безжизненный корабль будет бродить в пространстве, бродить не год, не два - миллионы лет.. После них не будет никакой жизни. И цель людей - жить так, чтобы это случилось как можно позже.

- Я рад, - сказал Петров, - что в этом вопросе мы являемся единомышленниками.

- Я тоже, поверьте. Хотя...