Теперь все знали, что происходит, и боялись. Улица, еще вчера кишевшая горожанами, поражала своей пустотой. Как и везде, создавалось впечатление, что множество людей в страхе прячутся за наглухо закрытыми ставнями и запертыми дверьми. Крики отражались от стен дальних и ближних домов – как на охоте во время преследования дичи. Слышался лай уличных собак. И снова крики. Звуки, вызванные скорее страхом, чем болью, были такими высокими, что Тангейзер не мог определить, вырываются ли они из горла женщины, мужчины или ребенка.

В Париже жили тридцать или сорок тысяч гугенотов. Иоаннит по-прежнему считал, что у городской милиции не хватит ума или даже злобы, чтобы осуществить такую масштабную чистку. Но сотни избиений меньшего масштаба, руками нескольких десятков банд, состоящих из фанатиков и убийц, – в это он мог поверить.

Люцифер подбегал к каждому мертвецу, мимо которого они проходили. Руководствуясь какой-то собственной логикой, пес на одни трупы задирал ногу, а на другие нет. Кровь на шкуре верхней, не обгоревшей половины его тела свернулась, волоски стали толстыми и торчали во все стороны, так что пес выглядел гораздо упитаннее, чем раньше. На нижней, лысой половине тела кровь засохла темной коркой со странным матовым узором, сделав кожу похожей на чешую неведомой рептилии.

Собака чувствовала и другой запах. Да и Матиас тоже ощущал его. Облако дыма, которое ветер гнал над крышами, несло с собой запах жженой бумаги, клочки которой медленно плыли на восток. А еще запах горелого мяса.

Свернув на поперечную улицу, Тангейзер увидел людей, которые топорами и древками копий выбивали двери двух соседних домов. Молодые люди – по всей видимости, студенты – бросали камни в окна и выкрикивали в адрес запершихся внутри угрозы и оскорбления вперемешку с призывами отпереть замки. На всех были белые нарукавные повязки и кресты. Они посмотрели на проехавшего мимо рыцаря – и только.

В конце улицы виднелся край высоких городских стен. Запах гари усиливался. На углу улицы, где жил печатник, граф де Ла Пенотье остановился и спешился.

Выглянув из-за угла, он увидел большой костер прямо посреди дороги. Пламя уже угасало. Костер был сложен в основном из книг, от которых теперь осталась большая черная куча пепла. Когда угли ловили поток свежего воздуха, в этой куче вспыхивали яркие огоньки, и в небо взметались языки пламени. В середине костра лежало обгорелое и скрюченное тело – судя по размерам, мужское.

За костром, с наветренной стороны, стоял вооруженный человек и чесал голову. Еще один мужчина вышел из двери дома под вывеской с именем Даниеля Малана. В руках у него было принадлежащее Тангейзеру ружье с колесцовым замком, которое он с удивлением разглядывал, повернув к солнцу.

Матиас вернулся к Клементине, подвел кобылу к железной ограде одной из лавок и привязал, после чего посмотрел на Грегуара и Юсти:

– Я вернусь через несколько минут, но для вас время будет тянуться долго. Если здесь кто-то появится, особенно городская милиция или студенты, приготовьтесь бежать. Держитесь от них подальше. Не позволяйте себя окружить. Не подпускайте близко, чтобы они не могли схватить вас. Никому не верьте. Смотрите на всех, как на ядовитых змей. Если вас спросят, кто вы, отвечайте, что сторожите мою лошадь, а я выполняю важное поручение капитана Гарнье. Если поймете, что они хотят забрать Клементину, не сопротивляйтесь, а убегайте. Не беспокойтесь за нее – ей не причинят вреда, даже если украдут. В отличие от вас, ее ценность не вызывает сомнений.

С этими словами госпитальер снял с плеча лук Фроже.

– А можно мне с вами? – спросил Юсти. – Я умею стрелять из лука. Я охотился на зайца, утку, оленя…

– Сегодня твоя задача – не стать дичью, – возразил Матиас. – Итак, смотрите, у вас есть три пути к отступлению. Даже четыре, если бежать к костру. Грегуар, ты ведь хорошо знаешь этот район?

Мальчик кивнул.

– Вы должны быть проворнее и хитрее всех, кого я видел на улице. Но не слишком умничайте. При любых сомнениях или опасениях я приказываю вам бежать, прежде чем к вам кто-то приблизится. Доверьтесь инстинкту.

– Мы не трусы, – сказал юный поляк.

– Я знаю, что вы не трусы, и поэтому больше не желаю слышать от вас подобной чепухи. Смотрите на Люцифера. Он почувствует дурные намерения раньше вас. Если вы побежите, он последует за вами. Помните, что Клементине ничего не угрожает, в отличие от собаки, которая бесполезна для врагов. Они убьют ее ради развлечения. Вы должны бежать, чтобы ее защитить.

Мальчики посмотрели на маленькую уродливую дворнягу, а потом друг на друга. Похоже, они согласились, что жизнь собаки ценнее, чем их собственные, вместе взятые.

– Хорошо, – сказал Тангейзер. – Теперь повторю: если вам придется или захочется бежать – бегите. Потом можете сделать круг и вернуться сюда, чтобы проверить, не миновала ли опасность. – Он оглянулся на соседние улицы. – Смотрите, наблюдать можно отсюда и вон оттуда, из переулков.

Его подопечные кивнули. Ситуация все больше напоминала опасную игру.

– А еще можете вернуться в конюшни, где мы с тобой встретились, Грегуар, – добавил рыцарь. – Если я не обнаружу ни вас, ни ваших тел, когда вернусь, мне нужно знать, где вас найти.

Он извлек из колчана четыре стрелы и вставил одну в лук. Остальные стрелы госпитальер зажал в той же руке, что и лук, как делали татары.

– У нас нет оружия, – робко сказал Юсти.

– Будь у вас оружие, вы стали бы сражаться, и вас бы убили.

– Я хороший лучник, – снова напомнил ему гугенот. – Дома, в Польше, я охотился на зайца, оленя, медведя…

– Ваше оружие – мозги и ноги.

Тангейзер пошел вперед сквозь метель из сожженной бумаги, держа заряженный лук у бедра, прищурив глаза от дыма и отвернувшись, чтобы запах обгоревшей плоти не бил ему в нос. Ему был знаком этот запах, от которого рот всегда наполнялся слюной: теперь, на голодный желудок, он ощущался еще острее, и к горлу подступала тошнота – а это уже было лишним. Сожженный мужчина, скорее всего, был Даниелем Маланом. Он не первый, кого иоаннит видел сгоревшим на костре из собственных книг. Некоторым это представлялось забавной шуткой. Так встретил свою смерть и Петрус Грубениус. А теперь перед Матиасом был другой сгоревший человек – он лежал ничком, и его тело обуглилось лишь наполовину. Руки у него были связаны за спиной и прикручены к лодыжкам. Почерневшая кожа на спине и бедрах вздулась и потрескалась, и струйки расплавленного жира с шипением лились на горящую бумагу.

Подавив тошноту, госпитальер поспешно прошел мимо.

Два ополченца обсуждали конструкцию ружья, но поскольку рычаг замка был отведен назад, оружие не представляло опасности. Тангейзер слышал плач и крики, в том числе женские, но теперь эти звуки стали такими привычными, что никто не обращал на них внимания. За домом Малана на той же стороне улицы виднелись распахнутые двери других домов, три или четыре. У стен рядом с каждой дверью стояло громоздкое оружие – пики, алебарды, – которым неудобно было орудовать в помещении.