Что с ним такое? У меня пропало желание улыбаться.

– Что-то не ладится с Полем, мама?

Если какая-то проблема и существовала, мне о ней ничего не было известно. После объявления результатов экзаменов мы с Полем только изредка пересекались, он стал неуловимым, словно порыв ветра, а я не задавала никаких вопросов, потому что меня смущало нечто новое, что промелькнуло между нами в тот вечер.

– Нет. Наверное, он просто чем-то занят. Давай сейчас не будем… Разберусь после Португалии.

Я отложила на потом внезапное плохое настроение моего компаньона и сосредоточилась на нежданном счастье нескольких последующих дней. Следуя тому же порыву, я не взяла с собой письмо Пакома. Из страха его потерять, да и вообще пора было. Зачем каждый день перечитывать слова любви, слова прощания? Больше мне ждать нечего, любые варианты, кроме единственного, исключены, и пришло время смириться. Мне больше не хотелось страдать попусту. Впереди у меня была жизнь.

Поездка в португальскую столицу окончательно скрепила наше с Ноэ взаимопонимание, нашу близость. Мы говорили обо всем, ничего не скрывая, ничего не стесняясь, мы воспользовались этими днями, чтобы окончательно убрать все недомолвки, заполнить последние белые пятна в его истории. Он задал мне уйму вопросов о моих студенческих годах, о нашей жизни с Николя, когда мы были ненамного старше, чем он сейчас. Он расспрашивал обо всем, вплоть до мельчайших деталей, – знакомился со своими родителями. Я наконец-то могла свободно обсуждать с ним ту юную женщину, которой тогда была, ее колебания, ее отчаяние. Я даже описала ему свое состояние, когда впервые явилась в фотостудию Поля. Было так приятно рассказывать сыну правду о себе, я испытывала огромное облегчение! Я не стремилась произвести на него впечатление, однако заметила, что моя история, то, что мне пришлось пережить, взволновало его. Я чувствовала, что мы стали по-новому уважать друг друга, потому что теперь ему известны мои слабые места. Между нами формировалась более здоровая, более искренняя и, главное, более прочная связь. Отныне на нашей любви не осталось темных пятен. Я могла любить сына, не опасаясь, что раскроются мои тайны, он мог любить свою мать целиком, со всеми достоинствами и ошибками.

Одна ночь дома, машина постиранного белья – и Ноэ отправился с друзьями на Корсику. А я осталась одна. Я легко переживала одиночество. Настолько легко, что без особых усилий отказалась от перечитывания письма Пакома. Мне это больше не было нужно; чтобы уснуть, меня не тянуло к письму. Поэтому я спрятала его в коробку с сувенирами на чердаке у родителей. Когда я расставалась с ним, у меня сжалось сердце, но я почувствовала себя спокойнее. Шло время, вот уже месяц, как Паком уехал, исчез из моей жизни. И сейчас он понемногу превращался в воспоминание…

Однако у меня остался один долг перед ним. Я нашла в библиотеке Ноэ “Этих господ из Сен-Мало”. Держа книжку в руках, я проникалась ее судьбой: бросалось в глаза, что книга много пережила, ее часто снимали с полки, переносили с места на место, перелистывали страницы. Она, должно быть, похожа на Пакомов экземпляр. Настало время моей встречи с этой историей. Как если бы чтение должно было завершить мое исцеление от Пакома. Он вставал у меня перед глазами между строчками романа, словно один из персонажей, как будто он жил где-то среди фраз, слов, был неотъемлемой частью истории мужчин и женщин другого века и в этой истории у него имелась собственная роль. Я даже находила диалоги, в которых он мог бы участвовать. Постепенно Паком становился действующим лицом книги, утрачивал материальность и перебирался на бумажные страницы.

И чем больше он терял реальность, тем увереннее я разбиралась в нашей с ним истории. Она изначально была обречена на скорый финал. Разве с самой первой ночи мне это не было известно? Этот человек из другой эпохи был мне нужен для передышки посреди забот и переживаний, я уцепилась за него, чтобы набраться сил и пройти тяжелейшее испытание – открыть правду сыну. И все равно я знала, что он не тот мужчина, с которым мне суждено всегда быть вместе, не тот, с кем бы я захотела прожить до старости. Паком был своего рода путешествием, волнующим, увлекательным и захватывающим, которое обогатило меня, помогло мне по-настоящему повзрослеть, но теперь подошло к концу. Из путешествия всегда возвращаются домой.

Я была бы полностью в ладу с собой, если бы меня не преследовала смутная тревога, что мне недостает чего-то существенного или, точнее, что я утратила нечто важное. Лето в “Ангаре” было каким-то странным, даже более чем странным. Вернувшись из поездки, я поймала себя на том, что взбудоражена из-за скорой встречи с Полем. Когда я пришла в агентство, он встретил меня вполне буднично, без особых восторгов, и дал понять, что Ноэ уже все ему рассказал о наших лиссабонских каникулах. Поль вроде как этому порадовался, но вовсе не жаждал подробностей. Его сдержанность, безусловно, задела меня, но я себе объяснила, что он имеет право больше думать о собственных проблемах, чем о нас и обо мне, в частности. В конце концов, в последние несколько месяцев он тоже настрадался.

Однако с тех пор необъяснимая пропасть между нами углублялась. Всякий раз, собираясь с ним поговорить, даже по работе, я просчитывала, как это лучше сделать. Выбирала слова, готовила вопросы и реплики, короче, не знала, как с ним теперь общаться. За восемнадцать лет нашего знакомства я никогда не робела перед ним и тем более не сдерживала эмоции. А сейчас у меня не получалось вести себя с ним естественно, моя непосредственность куда-то делась, я была растеряна, взвинчена и не понимала почему. Его нынешняя манера держаться не облегчала мне жизнь, он был замкнут, уклончив, молчалив – совсем не в своем стиле – и раздражался по любому пустяку.

Вот, например, сегодня утром, едва придя в агентство, он устроил разнос нашей ассистентке, которую вообще не в чем было упрекнуть. Потом он с таким грохотом захлопнул свою дверь, что задрожала наша общая с ним перегородка между кабинетами. Я вышла в общий офис, где меня встретили перепуганные лица сотрудников. Пора было во всем разобраться. Поэтому я набралась храбрости и направилась в его логово, на этот раз не особо размышляя над тем, что скажу. Я вошла без стука, как сделала бы это раньше.

– Поль, что с тобой происходит, какая муха тебя укусила? С каких пор ты орешь на людей?

Он стоял, засунув руки в карманы, и даже его спина излучала предельное напряжение.

– Пожалуйста, повернись ко мне, – настаивала я.

Вздохнув с раздражением, он подчинился. Вид у него был как после загульной ночи, и выглядел он еще более соблазнительно, чем обычно. Вчера, как я предполагала, у него было свидание с новой любовницей, но точно я этого не знала, потому что мы с ним в последнее время не разговаривали или едва перекидывались парой слов. Однако я подозревала, что он переживает бурный роман с очередной дамой. С ней он каждый вечер где-нибудь развлекается, а ночи посвящает отнюдь не сну. Почему-то это сильно действовало мне на нервы.

У тебя крыша поехала, Рен. Если ты осталась одна, из этого не следует, что и Поль должен куковать в одиночестве! Как будто ты не привыкла к нескончаемой веренице его женщин.