Весь я, до самых глубин, сердце, разум — все наполнилось ею, и отныне так будет всегда. И если после всего, что будет сказано и сделано, она уйдет, то их она унесет с собой.

Я прижался к ней.

— Я люблю тебя, Дилейн. Всем, мать его, сердцем.

— О боже, Ной.

В голосе ее было столько чувства, что я поднял голову и посмотрел на нее. Губы ее дрожали, глаза блестели от слез. Робкая рука легла на мою щеку, подушечка большого пальца прошла по нижней губе.

— Пожалуйста, называй меня Лейни. Просто… Лейни.

Я всмотрелся в ее лицо и, когда одинокая слезинка скатилась по щеке, не смог поверить, что она говорила это только из жалости ко мне. Да, мне раньше казалось, будто мое сердце громко бьется и кувыркается. Но после этих простых слов у меня в груди началась безумная акробатика. У меня закружилась голова, но я не смог сдержать улыбку, которая расплылась по моему лицу.

— Лейни, — вполголоса повторил я.

Она задрожала.

— Господи, это звучит так сексуально. Скажи еще раз. — Она приподняла мою голову, чтобы видеть лицо.

Я подался к ней и, когда наши губы почти встретились, прошептал:

— Лейни…

Она зубами потянула меня за нижнюю губу, раз, второй, и пробормотала:

— Повтори.

Целуя ее еще более страстно, чем в прошлый раз, я повторял ее имя снова и снова, потому что, черт возьми, имел право. Наконец-то. Толчки мои стали настойчивее, продолжая держать ее ногу под коленом, я бился об нее бедрами. Сильнее, глубже, быстрее. Схватившись за матрац для опоры, двигался вперед-назад, входил и выходил. Она цеплялась за меня. Наш пот смешивался от скольжения тел. Сухожилия у меня в руках и шее напряглись, мышцам на спине, прессе и в ягодицах пришлось всерьез поработать, чтобы я смог дать ей все, что у меня было.

Дилейн провела ногтями по моей спине, и я про себя молил Господа, чтобы там остались раны. Раны, которые никогда не заживут, — шрамы, такие же как те, что останутся у меня на сердце, когда она покинет меня.

Я, подняв голову, стал всматриваться в нее, запоминая каждый штрих, каждую черточку ее лица, и не мог не заметить вздувшуюся вену на шее. Еще одно видение, которое будет преследовать меня всю жизнь. Какой изысканный образ.

Капелька пота повисла у меня на кончике носа и упала на ее губы. Я увидел, как она высунула кончик языка и слизала ее. Глаза ее закрылись, и она замычала, как будто положила в рот кусочек лучшего шоколада.

— Посмотри на меня, киса, — прошептал я.

Она открыла глаза, и наши взгляды мгновенно соединились. Это было куда более глубокое соединение, чем любые внешние проявления.

— Я люблю тебя, Лейни.

— Ной, я… — простонала она и, прикусив нижнюю губу, откинула назад голову. Оргазм волной прошел через нее, тело ее натянулось подо мной, как лук.

Ее тело. О боже, ее тело. Это выражение лица, когда я сказал ей, что люблю, и она испытала оргазм… Просто не существует таких слов, чтобы описать мои чувства.

С последним толчком я последовал за ней, чувствуя, как ее внутренние стенки сжимаются и гладят меня, выдаивая все до остатка. Чувствуя, как я сам пульсирую и бьюсь внутри нее.

Я перекатился на бок и потянул ее за собой, обхватив обеими руками и прижав к груди, потому что не хотел отпускать. Разве не это самое главное? Я не мог ее отпустить, хотя должен был. Потому что держать ее при себе было бы просто жестоко.

Мы лежали, предаваясь блаженству. Мы погрузились в негу и пребывали в ней, должно быть, целую вечность, но и этого нам казалось мало. Никто не произносил ни слова, никто не ослаблял объятий, мы оба были погружены в свои мысли. Простыни насквозь промокли, пропитались потом наших усилий и соками последовавшего финала. И, господи боже, каким же сладким был этот финал…

А потом Лейни нарушила молчание.

— Ной, — произнесла она таким тихим голосом, что я едва расслышал свое имя. — Нам нужно поговорить. — Это было произнесено громко и отчетливо. Но я этого не хотел, потому что вот она, часть, где все рушится, где реальность дает мне оплеуху… где она говорит, что бросает меня.

— Не сейчас. — Я, пригладив волосы Дилейн, поцеловал ее в лоб. — Это ведь может подождать до утра. Пока давай просто так полежим.

Дилейн… Лейни кивнула и, не произнеся больше ни слова, опять прижалась щекой к моей груди, даря мне последнюю ночь, когда я мог обнимать ее. Это была первая и единственная ночь, когда во всем, черт побери, мире все сложилось правильно. Правильно просто потому, что она была рядом со мной и знала, что я ее люблю. И ни за что я не истратил бы попусту и секунды того недолгого драгоценного времени, которое мне было позволено провести с ней.

* * *

Остаток ночи мы провели вместе. Когда она мирно заснула, я стал приглаживать ее волосы, гладить спину, вдыхать ее запах. И лишь когда утреннее небо подернулось первым отсветом оранжевой зари, осторожно выбрался из-под нее. Нежно поцеловав ее в щеку и шепнув «люблю тебя», ушел принимать душ.

Когда я проходил мимо двери в спальню, как будто невидимая рука появилась из ниоткуда и поймала меня. Она провела меня по коридору, втащила в кабинет, и я опомнился перед выдвинутым ящиком письменного стола. Дрожащими руками вынул из него свою копию контракта. Того самого, который привязывал Дилейн ко мне на следующие два года.

Лейни

Проснувшись на следующее утро, я на мгновение (ну ладно, не на мгновение, а на чуть более долгое время) впала в панику: я почувствовала, а потом и увидела, что Ноя в постели нет. Но, сев и осмотревшись, заметила, что дверь ванной закрыта. Значит, он должен быть там. Тут я поняла, что сижу в кровати совсем голая, что, в общем-то, меня не особенно поразило: Ной настаивал, чтобы я спала голой (честно скажу, мне это даже нравилось). Платье, которое я вчера сбросила на пол, перед тем как пойти в душ, лежало на том же месте. Выходит, это был не сон. Я повалилась на кровать и обняла подушку Ноя.

Он любил меня. В самом деле любил.

И он не просто говорил об этом. Он доказывал свои слова каждым прикосновением, каждым поцелуем, каждой клеточкой собственного тела, пока у меня не осталось сомнений.

Мысли мои вернулись на несколько часов назад, и я заулыбалась так, что заболели щеки. Душа моя воспарила, тело затрепетало.

В тот же миг, когда он признался, что любит меня «всем, мать его, сердцем», я поняла, насколько он серьезен. Вот только было неправильно говорить нечто подобное, не используя имя, которое я запретила ему произносить. Он более чем заслужил право называть меня Лейни. И когда я услышала, как с его умелых уст слетело слово на Л, у меня пошли мурашки по коже и я задрожала от желания слышать это снова и снова.

До этого мгновения я была уверена, что у нас с Ноем никогда ничего не выйдет. Мы принадлежали совершенно разным мирам, и, независимо от того, что мы чувствовали друг к другу, эти миры соединиться не могли. Но когда я увидела, почувствовала и услышала его признание, я поняла, что слабый шанс есть. Нужно только бороться, и я не собиралась становиться убийцей нашего счастья. Ведь я чувствовала то же, что и он. Мы могли добиться своего. Быть может, все эти романтические комедии не так уж глупы. Возможно, и нам с Ноем передалась частица этого волшебства.