Поэтому на завтраке я вела себя так, как и положено бедной приживалке. Почти не участвовала в беседах и все время сидела, глядя в свою тарелку. Нет, фрейлинам Ее Величества действительно можно было доверять, но вживаться в роль я решила с самого утра. Тем более, что после завтрака меня ждал «выход в свет» – прогулка по саду с принцессой Никалеей.

Для променада мы выбрали не приватную часть сада, в которой нас не увидел бы никто посторонний, но и не центр, забитый гуляющими, где наше появления могло бы выглядеть слишком уж демонстративно. А решили пройтись где-то между, чтобы привлечь ровно столько внимания, сколько было нужно.

За ночь тучи разошлись, и погода радовала солнцем и теплом. Принцесса, одетая в легкое светлое платье, выглядела спокойной и жизнерадостной. Но я знала, что Вилард Ард Ренна рассказал ей о привороте, и вчера она получила первую дозу моего антидота. Поэтому я никак не могла не спросить и, дождавшись, пока мы окажемся на расстоянии от других людей, тихо поинтересовалась:

– Ваше Высочество, как вы себя чувствуете?

– Настолько хорошо, насколько это возможно в моей ситуации, – ровно ответила Никалея.

– Антидот, который я приготовила, нужно принимать регулярно, без задержек. И за неделю он сведет на нет все… последствия приворота. Если таковой имеется.

Принцесса молча кивнула, потом хмыкнула, покачав головой, и понимающе улыбнулась:

– Ты ведь хочешь спросить меня, правда?

– Если можно, – пробормотала я осторожно.

– Спрашивай. Думаю, ты имеешь право знать.

– Вас действительно что-то связывает с моим братом? – задала я вопрос, которым мучилась с того самого момента, как разгадала загадку зелья.

– Связывает… – вздохнула принцесса. – Да… Лорис де Аватемарт при дворе появляется давно и часто. Но плотно… скажем так… общаться мы с ним начали чуть больше года назад, из-за проекта, связанного с детьми из бедных семей. – Она помолчала, собираясь с мыслями. – Многим кажется, что высокородных аристократов не интересуют проблемы трущоб.

– Хм, да, – честно подтвердила я.

– Вот только это не так. Есть проекты и благотворительные программы, которые медленно, но верно отвоевывают у Гнилоустья людей и территории. Одна из этих программ связана с образованием детей. Ты наверняка знаешь, что жители трущоб очень неохотно отдают детей в школы. Нам приходится всячески поощрять это, вести пропаганду, иногда принуждать едва ли не силой. Ведь особенно важной начальная школа становится тогда, когда у подростка просыпается магия и ему приходится идти в университет.

Я кивнула. Да, не зная основ, в университетах делать нечего.

– Лорис де Аватемарт несколько лет работал над методикой, которая позволяет еще до инициации магии с большой вероятностью предположить, есть ли у ребенка зачатки дара и какой этот дар имеет цвет. Он принес свой проект мне, как куратору школ для бедных, и предложил использовать его, чтобы определять перспективных детей и уделять им особое внимание.

Надо же, не ожидала, что брат, каким я его помнила – заносчивым и надменным – стал бы заниматься школами для бедных. Или это был только предлог, чтобы почаще пересекаться с принцессой?

– Мы стали часто видеться, – подтвердила та мою догадку. – Бывали в Гнилоустье вместе, а однажды я даже рассказала ему о своих выходах в город под личиной.

– Правда? – удивилась я.

– Да, – у Никалеи вырвался досадливый вздох. – Я стала доверять Лорису. Симпатизировать. А потом симпатия переросла во влюбленность. Взаимную, как мне казалось.

Я покосилась на принцессу. Она выглядела удивительно бесстрастной, рассказывая о влюбленности, которая оказалась искусственной. Но мне показалось, что бесстрастность – это всего лишь маска. Не хотелось лезть к ней в душу и выяснять, что принцесса ощущает на самом деле. Только один вопрос не давал покоя.

– Ваши чувства… Вы могли бы… отречься ради них?

– Нет, – не раздумывая ответила Никалея.

– Нет?

– Насколько бы сильно я ни любила светлого, – спокойно пояснила принцесса, – меня воспитывали, как будущую королеву. Я осознаю свой долг и не могу забыть о нем. Не могу оставить Виароссу без дееспособного наследника, надеясь, что в ближайшие двадцать лет, пока брат и сестра не подрастут, ничего не случится. Или сбрасывать бремя власти на того, кому это совсем не нужно. У дяди Виларда был человек, которому он легко отдал корону. Я себе не могу позволить такой роскоши.

Она недолго помолчала и продолжила:

– Несмотря на чувства, я знаю, что выйду замуж за темного мага. И, если ничего не случится, моя свадьба состоится в следующем году.

– У вас уже есть жених? – удивилась я.

– Пока только кандидат в женихи, – принцесса позволила себе слабую улыбку. – Принц Эрхард, младший брат короля Альдонии. Он лишь десятый в очереди на престол своего королевства. Старше меня на восемь лет. Темный маг, офицер, в высшей степени благородный и надежный мужчина. Дядя Вилард проверил его «от» и «до», и я… одобрила кандидатуру. Если принц согласится, я выйду замуж.

– И вы не любите его, – негромко заметила я.

– Ты права. Только я не боюсь брака по расчету. Мои родители тоже не испытывали сильных чувств друг к другу во время свадьбы, но им хватило нескольких месяцев, чтобы полюбить. Поэтому я просто хочу выйти за человека, который сможет стать надежной опорой мне и хорошим отцом детям.

– Понимаю.

– И раз чувства к Лорису оказались фикцией, – в глазах принцессы все же мелькнуло что-то нехорошее, – то мое решение тем более оказалось правильным.

– Через неделю вы точно это поймете, – вздохнула я.

– А еще я очень надеюсь, что мы поймем, виновен ли Лорис или сам стал жертвой. И если виновен… Пусть молит богов о снисхождении. Потому что от меня он его точно не дождется.

Я вздохнула снова. Каким бы странным это ни казалось, во мне крепли подозрения, что де Аватемарты замешаны. Очень уж грамотно Лорис пролез к принцессе. Именно он знал, что она выходит в город без охраны. Да и Наставник сказал, что приворотное ему заказал светлый маг. Светлый, не темный. Можно было бы предположить, что это отдельная хитроумная интрига, никак не связанная с Орденом темных богов. Но мне стало казаться, что у Ордена есть второе дно. И там скрывается нечто гораздо более изощренное, продуманное и коварное, чем религиозный фанатизм. Не зря Джайлз говорил,