– Идет, – легко согласился напарник и партнер и хмыкнул: – Попробую теперь под Альваро...

Папу грузить по поводу встречи с Виктором я тоже не стала, как и маму. Одно дело, когда сил не было держать в себе то, что наболело, вот и вываливала на них... Вроде как делила надвое, получая хоть какое-то облегчение. Не самое лучшее дело, понятно... по отношению к ним особенно. Но как-то понимаешь это всегда задним числом. И другое дело… когда уже странным образом не болит. Щемит, ноет… боится обмануться и хочет верить, вспоминает еще, гадство… это внутреннее мое «я». Вспоминает и видит. И пока оно будет стоять перед глазами, не помогут никакие оправдания и объяснения, потому что это было. И как я смогу поверить, что не повторится, если он сам не может понять – как оно случилось? Значит, нет никакой гарантии, что не случится опять…

К папе я ввалилась в субботу вечером. Само собой, предупредив о приезде. В квартире было тепло, чисто и опять очень вкусно пахло. И от этого хотелось плакать. Лучше бы он на работу ходил.

– Папа? Ты, кажется, говорил, что собираешься консультировать какой-то новый препарат? Или сорвалось? – выясняла я после того, как разделась, разгрузила гостинцы – молоко и домашние яйца, купленные у соседей, и вымыла руки. Мы спокойно ужинали, у папы было хорошее настроение, он кормил меня. Вопрос казался мне безобидным…

– Я-а уже работаю – дистанционно, – опять затянул он, меняясь в лице.

– Та женщина с твоей работы… – поняла я.

– Да, – обреченно кивнул он, – я-а плохо поступил с ней. И с мамой. Я не трушу и не прячусь – просто не хочу возвращаться в это, даже вспо-оминать. Работать дистанционно удобнее. Платят же?

– Ну да…

Улыбалась, доедала, хвалила и папа отвлекся, заговорил о работе… Но как же у них по живому еще, как хрупко и как больно. Не лезть бы в это – пусть бы уже, как есть, а я всунулась опять.

Хотя сейчас он выглядел неплохо и чувства жалости, как раньше – неконтролируемого, инстинктивного уже не вызывал. Похудел, конечно, так это почти всегда только на пользу. Зато больше не выглядит неухоженным – чуть волнистые волосы аккуратно подстрижены, цвет лица живой – смуглый без прозелени (по Пашке). Глаза больше не прячет… и чувство такое, что они тоже немного ожили.

– Ты придумал, чем будешь кормить мужиков? Может, нужна помощь? – напомнила я.

– Замариновал на ночь свиные отбивные, – с готовностью отчитался он, – острый соевый соус с чесноком, домашний майонез, взбитое яйцо, перец и пригоршня сухой мелиссы.

– Соль? – напомнила я с умным видом.

– Соевый соус… – улыбался он.

– Сдаюсь, – подняла я руки.

Мальчишки прибыли на следующий день к десяти часам утра.

Я не видела их… июль, август, сентябрь и половину октября – давно, очень давно не видела. И не то, чтобы тосковала – нет, я же знала, что они в порядке, но скучала сильно. Поэтому и обнимала очень крепко, кинувшись открывать дверь вперед папы.

Ромка стиснул меня в ответ, чмокнул в щеку и отстранился, шагнув к папе и протягивая руку:

– Здравствуй, дед!

А Сережка обнял меня и стоял так, пока я не отлипла от него сама. Потом потянул носом...

– Ого, как у вас тут пахнет!

– Вот это не я, это ваш дед, его и хвалите, – радовалась я, – разувайтесь скорее, мойте быстренько руки…

У них была красивая курсантская форма – синее полупальто, идеально отутюженные брюки, начищенные до блеска ботинки, шапка…

– Ребята, а шапки еще не рановато?

– Объявлена форма зимняя – значит зимняя, – недовольно проворчал Ромка, приглаживая рукой чуть влажные, такие же черные и густые, как у деда, волосы.

– Жарко, конечно, но в машине и парке снимем, можно будет и так… – отмахнулся Сергей.

Потом мы уже вдвоем с дедом сидели и с удовольствием смотрели, как шустро наши мужики уничтожают отбивные и запеченную картошку, хрустят малосольными огурцами…

– Завтрак скудный был? – посочувствовала я, а Ромка засмеялся и весело взглянул на меня.

– Лично я могу завтракать пять раз подряд. Забыла, мам?

Я радостно кивнула и тоже заулыбалась – помнила, как в пятнадцать они резко пошли в рост. Тогда я не успевала готовить и наполнять холодильник – из него постоянно торчали две одинаковые задницы. Да и потом тоже… Но сейчас недокормленными они точно не выглядели. Еще часок побеседовав с дедом и рассказав ему про учебу и жизнь вообще, мальчишки засобирались и стали торопить меня:

– Пора, мам.

И вот тут почувствовалась неловкость. Ее не уловил дед, который давно не видел их и знал не так хорошо, но я-то…? Они, конечно, были в курсе, что в Александрии будет ждать или уже ждет отец. И как же мне хотелось знать – что такого он сказал им, если они фактически приняли его сторону? Это же понятно. Может и не совсем так, но точно помогли ему встретиться со мной и дали возможность объясниться. Что же он мог сказать и как…?

Когда мы уже ехали в маршрутке – один впереди, а второй рядом, я осторожно спросила:

– Отец сказал мне, что говорил с вами.

– Да, – коротко ответил Роман.

– И… что?

– Мы никогда так не сделаем, мам, – кивнул он.

И все. Я не знала – что на это сказать, поэтому промолчала. Похоже, что этот мужской разговор так и останется для меня тайной. Я не представляла себе Усольцева, плачущего и посыпающего голову пеплом, тем более – перед сыновьями. Скорее это могло быть похоже на общий отчет и скрупулезный анализ того, что случилось. Тут я могла только гадать… и о том, что он сейчас скажет мне – тоже.

– Ребята, пока мы будем разговаривать с папой, где будете вы?

– Мы? А мы покатаемся в вагончиках, – обернулся Рома к Сергею, – ты как? Нарежем пару кругов, а потом будем у залива… возле бескозырки, ладно?

– Там всегда ветер и холодно, наверное, – забеспокоилась я, – зайдите хоть под деревья, за камыши.

– Мам, ну! Ветра сегодня нет. Солнце… ладно, пройдем дальше и посидим на лавочке. Ты хоть об этом не думай. Думай о том, что мы тут, – замялся Сережка.

– И вы не переживайте, все будет хорошо. Мы с папой умные взрослые люди, – вздохнула я.

– Ну да… – из уст Романа это прозвучало непередаваемо. Я сделала вид, что не услышала – обсуждать с ними Усольцева не собиралась, давать оценку его действиям – тоже. Пускай и дальше выкручивается сам… как может.

Вскоре маршрутка притормозила на нужной остановке в Петергофе. Мы вышли и замерли втроем, глядя на пышные кроны желтеющих уже парковых деревьев. Оттуда остро тянуло осенними запахами – больше почему-то дубовым листом… или желудями, а еще дождевой влагой. Почти месяц лило, канавки, наверное, все переполнены.