– Я имени ее не знал! – дико взглянул он на меня, – на хрена оно мне вообще, Зоя? Не было длительного желания. Я, может, и не психиатр, но не идиот же?!

– Не ори. Странность есть… согласна – как это можно не понять, что женщина нравится?

– Не нравится! – дернулся он, снял фуражку и положил ее на скамейку рядом с собой. Пригладил волосы и глубоко вздохнул: – Извини. Я устал доказывать это всем причастным и себе заодно… после того, как мне внушают обратное. Все было бы намного проще, если бы нравилась.

– Проще? – протянула я.

– Понятнее. И сразу прекратилось бы – за ненадобностью. Я могу объяснить, но ты не поймешь и даже обидишься. Мужик поймет – любой, даже наши мальчишки.

– Так объясни, – шевельнулась я, – может и пойму.

Усольцев неопределенно пожал плечами, помолчал, а потом медленно заговорил, глядя мне в глаза и осторожно подбирая слова:

– Так бывает – нечасто, даже редко… но иногда случайно, по разным причинам внимание привлекают другие женщины и даже…

– … чувствуешь тепло в паху, – невесело озвучила я версию Артема и встала. Засиделась…

– Такое может быть, – подтвердил Виктор, тоже вставая, – но это нечаянно, Зоя. Весной у наших пацанов стояк случился прямо на уроке – кто-то неправильно вышел к доске. А у них сразу – паника, потому что из-за парты не встать. Оно им нужно было? Монахи вериги носили не из-за того, что отбивную захотелось, а усмиряли желания плоти. Потому что плоть эта сама по себе – независимо… Но это совсем острые случаи – они из-за другого. И даже с ними люди справляются.

Он чуть помолчал и заговорил уже увереннее. Очевидно, моя нейтральная реакция успокоила его.

– А так, как ты говоришь… это вообще не трудно, даже если мимолетно мелькнет в голове картинка – как могло бы быть… Потому что тебе это не нужно, не стоит того – даже мыслей. И быстро уходит, и забывается. Как только осознаЕшь дурной интерес, он или сам сходит на нет, или ты делаешь все для того, чтобы больше не провоцировать его. Потому что не заинтересован. Здесь этого не было вообще.

– Вас могли видеть! Как ты допустил эти встречи?! – нечаянно вырвалось у меня наболевшее.

– Что было видеть? Нас? Насне было, Зоя, рядом даже не было. Она кривлялась, возникала, как черт из табакерки, чушь несла... Мне не могло понравиться это!

– Я видела другое! – резко отвернулась я, закусывая губу до боли, почти до крови. Только бы не расплакаться! Лицо перекривилось, плечи дрогнули, срочно понадобилось глубоко вдохнуть…

– Каждый... хренов ... гормон я уже знаю по имени, но они мои, блять – собственные! И контролировать их я обязан! – выдохнул он и угрюмо продолжил: – Я виноват, сильно виноват. Все, чего не понимаю – выясню. А лучше просто больше не допущу – осознанно это или нет.

Шагнул ближе, притянул меня к себе и обреченно отметил:

– Так нельзя… так я доведу тебя до инсульта. Только не плачь. Зоя... что бы там ни вылезло – психология, физиология, нужно оно не было. А ты очень сильно нужна... Я очень сильно люблю тебя – запредельно. Не веришь? Совсем...?

Что-то случилось с его голосом – будто передавило горло, и слова вырываются с трудом – негромко, тяжело и хрипло. Я выпросталась, взглянула на его лицо и испугалась. Подняла руки в больших мужских перчатках и обхватила его щеки. Большими пальцами стерла с них слезинки. А он, кажется, даже не заметил этого, продолжая доказывать мне:

– Я не прошу тебя простить. Прощения прошу, а простить – нет. Чтобы простить, нужно хотя бы понять. А я сам не понимаю, но разберусь, потому что свое «спонтанно» привык контролировать сам. Психолог так психолог – я дал согласие, может и объяснит… – он тоже взял в ладони мое лицо, провел пальцами по щекам, как и я перед этим:

– Не плачь только… сердце рвет, – и снова прижал меня к себе, придерживая голову рукой.

И я затаилась, прижавшись щекой к его куртке. Мой Усольцев плакал? Первый раз видела... Это было настолько непривычно и даже страшно – видеть его таким уязвимым... ранимым. Не слабым – нет, но лучше бы он орал… зачем я запретила? Так было бы спокойнее. А то… зажмурила глаза и опять видела – белки глаз резко покраснели, между бровями и на лбу прорезались глубокие морщины, будто прорублено. Виски… белые. Господи! Боже мой…

– Ты тоже успокойся… пожалуйста, – выдохнула я куда-то в куртку, но он услышал. Глубоко вздохнул, приподнимая этим мою голову, и заговорил уже спокойнее, не давая отстраниться и поглаживая меня по спине. Совсем медленно говорил – ненадолго замолкая и прерываясь:

– Я ничего от тебя не требую – каких-то решений или поступков… ничего не нужно делать. Я подожду сколько нужно… и даже если тебе не надо – все равно. Теперь моя очередь ждать… терпеливо и верно. Ты только не нервничай… Я просто не переживу больше… Только не плач.

Я уже не плакала. И даже надо оно мне или нет – чтобы он ждал моего решения, сейчас об этом не думалось. А вот то, что сам он сильно перепсиховал... и не меньше, чем я, а то и больше...

– Тебе же делали ЭКГ? – вскинулась я. Даже рискнула взглянуть на него. Сейчас он выглядел почти привычно. Посмотрел на меня, будто не понимая... потом отмер.

– Делали. Пашка сказал – жить буду.

– Ну, если Пашка сказал… – полезла я в его нагрудный карман, вытащила чистый носовик и вытерла Усольцеву лоб.

– Ты мокрый весь.

– Жарко… – прятал он глаза.

– Да… два неврастеника. И, наверное, это нормально – не самый простой момент в жизни, – добралась я до его щек. Потом этим же носовиком вытерла свое лицо и сунула его себе в карман. Оглянулась вокруг – никого. Тихо и пусто. Все же благословенное время – осень. А то наблюдал бы народ нашу семейную истерику. А если бы мальчишки?

– Вить… – погладила я его по плечу, – придется делать слишком большой круг. Давай потихоньку – обратно? На Каскадик зайдем и сразу на выход. Мальчишки замерзнут у залива, пускай тоже поднимаются. Позвони им. А я пока приведу себя в порядок.

Сев на лавочку, скинула капюшон и поправила шарф. Прошлась расческой по волосам и пудрой под глазами. На искусанные на нервах вспухшие губы нанесла легкую увлажняющую помаду – бежевую, почти прозрачную – на облепихе. Закончила, спрятала все и подняла глаза на Усольцева, который уже закончил разговор с сыновьями… И узнала тот его взгляд изо сна – пристальный, тяжелый, жадный… Он медленно отвел глаза и отвернулся...

– Пошли?

Мы опять шли по широкой дорожке, но уже не под руку – врозь. Потом Виктор заговорил уверенно и спокойно – как всегда. И мне как-то сразу полегчало. Я даже взбодрилась так… внутренне и шагнула ближе к нему, чтобы ничего не пропустить.

– Есть то, что ты должна знать – Роза Давлятовна написала мед.отвод на выход… пока разовый. Чтобы списать на берег, нужна комиссия и время. Мне его дадут, но независимо… рапорт на перевод забирать я уже не буду.