Ночная дорога очистилась от магической мглы.

Розовая карета тоже угодила в туман войны, и как раз в тот момент, когда Гальванюс, метавшийся, как птичка по клетке, обнаружил дыру в сиденье, предназначенную для исправления естественных нужд. Ту самую, что первой нашла Лидриэль, но никому не сказала.

Гальванюс уже собрался нырнуть в эту дыру, чтобы хоть так выбраться наружу, но тут подступила мгла, и лошади встали. А высокий подручный королевы застрял в своем лазе на свободу ровно наполовину, пышные юбки даже без корзинок закупорили выход.

А потом поднявшийся смерч смел туман войны вместе с похитителем, Дикой Охотой и якобы одиноким пегасом, оставив на земле отряд барона Саразенского и розовую карету.

Услышав отборную брань, ассасин Гардарус соскочил с козел и рывком открыл дверь кареты. Прекрасная дама находилась в странном, прямо скажем, положении.

Поправив локон, она стрельнула глазами в ассасина и голосом, тонким, как колокольчик, произнесла:

— Провалилась и застряла, представляете, какая досада… Дайте мне руку, милорд!

Милорд, давно отвыкший благодаря своему ремеслу удивляться, здесь не смог удержать изумленного возгласа:

— Но как, Бетрезен меня побери?!

— Случайно, — твердо объяснила ему баронесса. — Ужасное стечение обстоятельств.

Ассасин, поднаторевший в раскопках и вытаскивании артефактов из самых странных мест, с трудом выкрутил баронессу из сиденья, как крепкую репку из грядки.

— Вы — герой! — сообщила ему прекрасная дама без всяких обиняков и, ничуть не смущаясь, выскочила из кареты. Как была босая, в одних чулках. (Надеть снова тесные туфли Гальванюса не заставили бы и под страхом немедленной смертной казни.)

Имперский ассасин вслед за ней спрыгнул на дорогу.

Ночное небо было чистым и звездным. И пустым.

Прекрасная дама Бербегуэра подбежала к барону Саразенскому:

— Сударь, где моя племянница?!

— Ваша племянница, госпожа Бербегуэра, движется в… э-э-э… северном направлении, — вежливо объяснил барон. — Смерч пошел в сторону гор. Увы, ничего сделать мы не можем.

— Можем! — непреклонно заявила босая баронесса

— Еще раз увы. Святая церковь учит, нам надо со смирением относиться к утратам, — вздохнул барон Саразенский. — Мне очень жаль, госпожа Бербегуэра. Очень. Пора вернуться в город и заняться похоронами погибших. Я могу заказать из средств города мраморное надгробие для принцессы и установить на замковом кладбище, чтобы ее душа могла утешиться. Мы все были очарованы вашей племянницей на этом проклятом балу.

— Благодарю вас, — присела в поклоне встрепанная баронесса — Но лучше закажите вашим художникам живописное полотно, где моя племянница и все остальные горожане были бы живы и радостны. Чтобы осталась память о ее чудесных танцах, о ее красоте и грации.

Прекрасная дама, спотыкаясь в темноте на дорожных выбоинах, побрела обратно к карете. Забралась на козлы.

Из вороха юбок достала свиток призывания гневной валькирии, похищенный из сокровищницы барона, и невозмутимо прочла

А нужно сказать, что этот свиток не случайно остался лежать в склепе под капеллой, когда все остальные сокровища ушли на укрепление обороны Саразена. Ибо связываться с гневной валькирией было себе дороже. Этим свитком откупились когда-то в незапамятные времена гномы, не предупредив имперцев о последствиях вызова. Разрушения в тот раз были огромны.

И вот над ночной дорогой возникла разъяренная валькирия Кунигунда. Косы ее реяли из-под крепкого шлема, украшенного крыльями, и победная песнь оглашала окрестности.

С начала Невендаара повелось так, что, заслышав пение гневной валькирии, все живое пряталось куда только можно.

Град ледяных осколков обрушился с неба на отряд барона Саразенского. От напева девы битвы уши готовы были лопнуть.

Валькирия направила покрытого овечьей шкурой скакуна к земле, к розовой карете.

— О жалкий смертный, кто ты, осмелившийся вызвать меня? — пророкотала она глубоким, грудным голосом, потрясая ледовым жезлом

— Он! — тыкнула прекрасная дама Бербегуэра в имперскою ассасина

Голубые, как льдинки, глаза валькирии уперлись в Гардаруса. Исстари валькирии парят над полем битвы, собирая души павших. И горе тому, кто встанет у них на пути. Но гневные валькирии тем и отличаются от своих подруг, что собирают души павших от собственной, гневной валькирии, руки.

Имперский ассасин, зная, что теперь его ничто не спасет, потянул кинжал из, ножен. В поединке с гневной валькирией останется один. То есть одна. Гневная валькирия.

Она занесла ледовый жезл над головой, и воздух взорвался острейшими льдинками. Отряд барона Саразенского прикрывал головы щитами, боясь шелохнуться, чтобы не обратить гнев валькирии в свою сторону.

Льдинки рассекли лицо Гардарусу, потекла кровь. Тайный глава Серой гильдии прыгнул на противницу, как это умеют делать только имперские ассасины, славящиеся способностью вонзить кинжал во врага так, что он и не заметит, как умрет.

Но крылатый конь валькирии, обученный биться вместе со своей хозяйкой, отпрянул назад, хлопнул крыльями, собираясь взлететь. Гневная валькирия снова вскинула жезл, призывая ледяную бурю.

Льдинки со свистом полетели к земле. И вдруг победная песня захлебнулась, собственный плащ валькирии туго спеленал ее, а цепкая рука выхватила ледяной жезл.

Прекрасная, хоть и босоногая дама Бербегуэра, заварившая весь этот поединок, пользуясь тем, что до нее нет никому никакого дела, невероятным прыжком вскочила на крылатого коня позади гневной валькирии и обезоружила воительницу.

Конь, отчаянно хлопая крыльями, встал на дыбы и закрутился на месте, пытаясь помочь хозяйке. Но хватка у нежной дамы была железная, красавица клещом вцепилась в гневную валькирию, заставляя ее поднять скакуна в воздух и направить туда, куда нужно баронессе Бербегуэре.

Призванная свитком должна была подчиниться победителю.

Скакун расправил крылья и взлетел, унося двойную ношу к горам. Мелькнули перед глазами изумленных воинов ножки в белых чулках и кружевных панталонах с оборками, баронесса помахала всем на прощание ледяным жезлом и понеслась на север спасать свою эльфийскую племянницу.

Когда могучий Вотан обрушил на новорожденный Невендаар божественный молот свой, вспучилась земная твердь, встала на дыбы, застыла хребтами и отрогами, горными грядами и величавыми пиками. Гномы, дети Вотана, восхитились творением своего бога и избрали горы жилищем Кланов.

Но лежали между землями Империи и вотчинами Горных Кланов неприступные скалы, больше похожие на дьявольские клыки и когти. Даже тучи, пробираясь над горной страной, рвали в клочья пышные одеяния.