Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Насколько я поняла, этот Аземар друг твоего мужа. До сих пор он не сделал ничего, что могло бы вам повредить.
— Как утверждала моя камеристка, демонам нет нужды торопиться.
Стилиана на секунду задумалась.
— Сначала мне показалось, что брат поручил работу твоему мужу только по политическим соображениям.
— В каком смысле?
— Он чужестранец, человек со стороны. Здесь такому человеку очень трудно добиться какого-либо успеха. Госпожа Беатрис, жизни твоей угрожает множество опасностей, поэтому одной больше или меньше — уже неважно.
— Я не понимаю тебя, госпожа.
— Я доверюсь тебе, но если ты предашь меня — хотя бы расскажешь мужу, — то не доживешь до следующего рассвета, пусть даже солнце скрыто этими черными небесами.
— Мне можно доверять.
— Меня весьма заинтриговало то, что брат выбрал именно твоего мужа. И показалось весьма примечательным появление этого человека, которого ты считаешь волком.
— Он тоже работает на твоего брата?
— В мире существуют связи посильнее денежных или родственных.
— Я не понимаю, о чем ты.
— Этот волк очень важен для моего брата. Когда мы были еще детьми, он часто говорил о нем. Может быть, между моим братом и твоим человеком-волком существует магическая связь?
— Разве такое возможно?
— В том-то и вопрос. Похоже, все ниточки тянутся к тебе, и было бы неплохо задать тебе несколько вопросов, узнать, почему этот человек терзает тебя во сне.
— Я охотно отвечу на любые вопросы.
— Это не так просто, хотя, если ты согласишься, сделать это можно сегодня ночью.
— Сделать что?
— В какого Бога ты веришь?
— Верую в единого Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого. Верую и в единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единородного...
Стилиана взмахнула рукой.
— Не надо излагать мне символ веры. В общем, в Отца, Сына и Святого духа?
— Да.
— Можешь ли ты поверить, что Богу поклонялись точно так же за много лет до рождения Христа?
— Нет, потому что Христос родился тысячу лет назад. Ему не могли поклоняться так же до его рождения.
— Возможно, в Библии всего лишь пересказана куда более древняя история. Не столько о людях и событиях — о том, как Пилат отправил Иисуса на смерть, — но об изначальной природе вечного Бога. О том, что божественная природа тройственна, о том, что Бог вынужден страдать, чтобы обрести свою силу.
— Я не философ, госпожа.
Госпожа Стилиана насмешливо приподняла бровь.
— Однако же ты понимаешь, что слышишь сейчас богохульные речи?
Беатрис опустила голову.
— Я всего лишь хочу понять, отчего мне делается так страшно, когда я смотрю на спасенного мужем человека.
Госпожа Стилиана коснулась руки Беатрис.
— Мне хочется тебе помочь. Я уже пыталась понять, кто этот человек. И я тоже видела, как он идет сюда. Я нисколько не удивлена тому, что он снова на свободе. Тюрьма всего лишь дала нам отсрочку. Что же делать? Что делать?
— Как ты видела, что он идет? Во сне?
— Можно сказать и так. Сны можно выбирать, если обладаешь знанием. Меня, дитя из трущоб, привели во дворец, когда мне было три года. Меня воспитывали, как полагается, в христианской вере. Но здесь знакомы и с другими верованиями, с другими путями. Мой брат позаботился, чтобы меня приняла на воспитание одна знатная семья, но возможно, что начальник священных покоев, вольный решать чужие судьбы, не волен в самом себе. Меня приняло одно из старейших семейств в городе. Они были христиане. Слуги, которые из поколения в поколение жили с ними, происходили из Египта и тайно сохраняли старинные традиции. И меня научили понимать все то, чему научила бы меня мать, останься она жива.
— Твоя мать была колдуньей?
— Это вряд ли. Судя по тому, что мне рассказывали, она была обычная женщина. Придерживалась старой веры, правда, обладала даром ясновидения. До меня доходили разные слухи о нашей семье. Когда я подросла, служанка отвела меня в холмы и там, при свете месяца, научила обрядам, каких я никогда не узнала бы от приемных родителей.
Беатрис перекрестилась.
— Так значит, это ты заключила союз с дьяволом?
— Нет. Я верю в Христа, который умер за наши грехи, просто я знаю, что Бог не может ограничиваться одной сущностью, одним воплощением. И еще я знаю, что он бродит в образе Гекаты, богини ворот, зажав в руке луну вместо фонаря, и освещает путь в земли мертвых, освещает путь из земель мертвых.
Беатрис хотела встать, однако Стилиана жестом удержала ее.
— Вспомни, как я предостерегала тебя, госпожа Беатрис. Это все не шутки. Черное небо, гибель людей — все это никак не связано со мной. Я всего лишь предчувствовала беду. Наверняка у твоего отца при дворе были гадатели и ясновидящие, развлекавшие вас. Можешь считать меня одной из них. Я видела, как приближается тот человек, еще до того, как он появился. Я приказала схватить его и допросить, я сама ходила к нему. Я пыталась провести обряд, чтобы увидеть будущее, но так и не смогла ничего увидеть. Вокруг него я видела только смерть, и, как и ты, была до смерти перепугана сама.
— Тогда почему ты не убила его?
— Потому что его защищает могущественный бог, или же демон. И каждый, кто попытается пойти против него, подвергнет себя чудовищной опасности. Все было неясно, видение было неясным. Я бросила волка в темницу, чтобы у меня было время подумать. Твой муж выпустил его. И это только подтвердило мои опасения. Кто-то его защищает.
— Кто же?
— Это можно узнать. Хотя бы попытаться.
— Каким образом?
— Позволь мне провести обряд в твоем присутствии. Давай вместе войдем в твои сны. Я отправлюсь с тобой. Я увижу то, что видишь ты.
— Это же ворожба!
— Считай, что это такая молитва. Я не прошу тебя молиться дьяволу или темной богине. Молись Христу. Проси его указать тебе путь. Сделай это вместе со мной сегодня ночью, когда скрытая в тучах луна станет полной, и лабиринт, ведущий нас к истине, окажется залит ярким светом, который не в силах заслонить никакие облака. Тогда мы сможем найти путь и понять сущность этого страшного человека. Мы сможем вместе попасть в небесные сады, где Христос является в столь разных обличиях.
— Но я рискую погубить свою душу.
— Ничего подобного. Разве ты сможешь отправиться туда, если Христос не пожелает? Разве ты сможешь предстать перед лицом Создателя, если он тебя не призовет? Пойдем, моя дорогая, верь в Бога.
Беатрис подумала о человеке, оставшемся в ее комнате. Муж называет его своим другом, однако она помнила ту плотоядную улыбку, игравшую на его лице во сне, те чудовищные кошмары, преследовавшие ее во время болезни, тот странный знак, который как будто крался, припадая к земле, и завывал в ее сердце.