– Настало время слегка сдвинуть твою точку сборки. Я не могу с тобой беседовать, когда ты находишься на стадии полного идиота.

И он трижды шлепнул меня ладонью – прямо по правому выступу таза, по серединной точке спины чуть ниже лопаток и по верхней части правой грудной мышцы.

В ушах незамедлительно послышался звон. Из правой ноздри выбежала струйка крови. Внутри меня словно что-то откупорилось. Как-будто вновь потек некий заблокированный поток энергии.

– Чего от нас хотели те видящие и их союзники? – спросил я.

– Да ничего, – ответил он. – Это мы от них чего-то хотели. Конечно, когда ты приходил, чтобы увидеть их в первый раз, они обратили внимание на твое поле энергии. Ну а во второй раз, обнаружив, что ты вернулся, они решили ею поживиться.

– Эти видящие, как ты утверждаешь, – живые, – сказал я. – Но ты имеешь в виду, что они живые в том же смысле, в каком живыми являются союзники, так, что ли?

– Совершенно верно, – подтвердил он. – Они никак не могут быть живыми в том смысле, в каком живыми являемся мы с тобой. Это было бы уж слишком.

И он объяснил, что древние видящие были настолько озабочены проблемой смерти, что не пренебрегали даже самыми причудливыми возможностями. Те из них, кто взял за образец союзников, вне всякого сомнения, жаждали обрести пристанище на небесах. И они нашли свое пристанище. Им стала фиксированная позиция точки сборки в одной из полос неорганического осознания. Там видящие почувствовали себя в относительной безопасности. Ведь от обычного мира их отделял практически непреодолимый барьер – барьер восприятия, сформированный смещением точки сборки.

– Когда видящие увидели, что ты умеешь сдвигать точку сборки, они побежали от тебя, как черт от ладана, – сказал он и рассмеялся.

– Ты хочешь сказать, что я собрал один из семи неорганических миров? – спросил я.

– В этот раз – нет, – ответил он. – Но ты сделал это в прошлый раз, когда видящие и их союзники за тобой погнались. В тот день ты проделал весь путь, отделяющий нас от их мира. Но проблема в том, что ты предпочитаешь действовать глупо и поэтому ничего не можешь вспомнить.

Я уверен, что именно присутствие Нагваля иногда заставляет людей действовать тупо. Пока Нагваль Хулиан находился здесь, я был гораздо тупее, чем сейчас. И я уверен – когда меня здесь не станет, тебе удастся вспомнить все.

Дон Хуан объяснил, что считал необходимым показать мне тех, кто бросил вызов смерти. Поэтому они с Хенаро вызвали их на грань нашего мира. Сдвиг, который я осуществил вначале, был очень глубоким, но боковым, что позволило мне воспринять бросивших вызов смерти в человеческом образе. Но в конце концов мне удалось добиться правильного сдвига и я увидел их самих и их союзников такими, каковы они в действительности есть.

Ранним утром следующего дня дон Хуан позвал меня в большую комнату дома Сильвио Мануэля, чтобы поговорить о событиях предшествовавшей ночи. Я чувствовал себя страшно уставшим, хотелось отдохнуть и поспать, но дон Хуан сказал, что время поджимает. Он начал говорит, как только мы вошли в комнату. Он сказал, что древние видящие научились использовать накатывающуюся силу и перемещаться с ее помощью. Вместо того чтобы поддаться натиску опрокидывателя и позволить ему расколоть их коконы, они катились вместе с ним, предоставляя ему возможность сдвигать их точку сборки до пределов человеческих возможностей.

Дон Хуан выразил искреннее восхищение таким достижением. Он признал, что толчка, подобного толчку опрокидывателя, точке сборки не может дать ничто.

Я спросил о различии между толчком Земли и толчком опрокидывателя. Он объяснил, что толчок Земли – это сила настройки исключительно янтарных эманаций. Такой толчок повышает осознание до немыслимой степени. С точки зрения новых видящих такая трансформация есть взрыв неограниченного осознания, которую они назвали полной свободой.

Он сказал, что толчок опрокидывателя, в отличие от толчка Земли, – это сила смерти. Под воздействием опрокидывателя точка сборки перемещается в новые – непредсказуемые – позиции. Таким образом, древние видящие в своих странствиях всегда были одинокими путниками, хотя все предприятия их всегда были совместными. Если же случалось так, что в одном и том же путешествии принимали участие несколько видящих, то это означало только борьбу за главенство и считалось нежелательным повтором событий.

Я признался дону Хуану, что, чем бы древние видящие ни занимались, занятия их производят на меня гораздо более жуткое впечатление, чем самые мрачные триллеры. Он раскатисто захохотал. Было похоже, что происходящее доставляет ему массу удовольствия.

– Тебе все же придется согласиться, как бы ни было противно, что эти черти обладали огромной смелостью, – продолжил он. – Мне и самому они никогда не нравились, как ты знаешь, но не восхищаться ими я тем не менее не могу. Их любовь к жизни для меня поистине непостижима.

Я спросил:

– Но разве это можно назвать любовью к жизни, дон Хуан? Это что-то тошнотворное.

– Но что, кроме любви к жизни, способно толкнуть человека на такие крайности? – ответил он вопросом на вопрос. – Они до такой степени были влюблены в жизнь, что ни за что не желали с ней расставаться. Так я это вижу. Мой бенефактор видел чуть-чуть иначе. Он считал, что они боялись умереть, так как любили жизнь и видели чудеса, а вовсе не из-за того, что были мелкими алчными чудовищами. Нет. Они заблудились. Никто никогда не бросал им вызов, и они испортились, как маленькие избалованные дети. Но отвага их была безупречна, и таким же безупречным было их мужество.

Вот ты, например, отправился бы в неизвестное, побуждаемый только алчностью? Да ни за что. Алчность работает только в мире обычной жизни. Но чтобы в леденящем душу одиночестве пуститься в странствие по немыслимым пространствам иных миров, требуется нечто повнушительнее алчности. Любовь. Нужна любовь к жизни, к авантюре, к тайне. Нужно обладать неиссякаемой любознательностью и огромной смелостью. Поэтому не говори, что тебе противно, ибо это – чушь. Это попросту неприлично!

В глазах дона Хуана мерцали искорки сдерживаемого смеха. Он ставил меня на место, но сам смеялся над этим.

Примерно на час дон Хуан оставил меня в комнате одного. Мне хотелось разобраться в мыслях и ощущениях. Но я не знал, как это сделать. Я знал наверное, что моя точка сборки находится в положении, в котором роль рассудка не является доминирующей. И в то же время интересовали меня вопросы вполне рассудочные. Дон Хуан сказал, что с точки зрения практики мы входим в состояние сна, как только сдвигается точка сборки. Меня