– На самом деле совсем не факт, – заметила Кара. – То есть напрямую это точно не связано. Может быть, нет, может быть, да.

– Ну, пока не попробуешь, не узнаешь. Я считаю, всегда лучше пробовать, чем смирно на месте сидеть. Сама знаешь, мне тут многие помогали. И, собственно, продолжают – вы все продолжаете мне помогать. Значит, я сам тоже должен оказывать помощь – при условии, что могу. Правда, в этом я как раз не уверен. С другой стороны, слушай, а кто вообще может быть хоть в чем-то уверен в такой ситуации? Не случалось же ничего подобного никогда!

– Я тоже об этом все время думаю, – подхватила Кара. – Что не было прецедентов. Эта Сторона уже не раз себе здешних людей забирала – приезжих, одиноких, которых никто не ждет; то есть где-нибудь дома их, может, и ждали, но в нашем городе – точно нет. А чтобы вот так, при свидетелях, да еще и сохранив их следы на Другой Стороне, причем не какие-то мимолетные, а целую выставку, на которую куча народу может прийти – не было такого при мне. И при Ханне-Лоре тоже ничего подобного не случалось. А как оно было до нее, дело темное. Никто в ту пору за подобными вещами специально не наблюдал… Ай, да неважно. Важно, что это случилось. У нашей Люси и отчасти, опосредованно у тебя на глазах. Как будто нарочно вам показали: смотрите, и так бывает! Я, видишь ли, полагаю, что у реальности есть своя воля. И, пусть непостижимый для нас, но все-таки разум. Она не действует сдуру, наугад. И вот зачем бы ей это понадобилось? Пока не могу понять.

– А может, просто кусок такой вкусный, что не смогла мимо рта пронести? – рассмеялся Эдо. – Такой отличный художник, срочно хочу, дайте мне немедленно, и плевать на свидетелей! Губа-то не дура. Я бы на месте любой реальности сам такое добро к рукам прибрал.

– И это возможно, – вздохнула Кара. И с несвойственным ей обычно мечтательным видом повторила: – Все возможно. В том и штука, что вообще все.

– Кто хочет добавки? – спрашивает Тони, и все семь, условно говоря, человек, засидевшихся у него сильно за полночь (и правильно сделали, зачем отсюда куда-то еще идти), отвечают: «Я!» – таким слаженным хором, словно месяц каждый день репетировали, готовились к показательному выступлению, и вот настал звездный час.

При этом супа в кастрюле осталось, в лучшем случае, полторы порции, но Тони, не дрогнув, выстраивает в ряд восемь мисок – последнюю для себя, он сейчас тут самый голодный, весь вечер работал без продыху, не поужинал толком, только что-то откусывал и отхлебывал на ходу – и наполняет их почти до краев, благо суп сегодня получился сговорчивый, сколько повару надо, столько его и есть. Вся бы еда так себя вела! Интересно, это он от родниковой воды такой покладистый или от пряностей, которые Жанна аж из Индии привезла? Или от лунного дня зависит? Или еще от чего?

– Баста, – говорит Тони, раздав добавку и усевшись на табурет. – Если кому-то чего-нибудь не хватает, сами выкручивайтесь, как хотите, а у меня перерыв на обед.

Поэтому хлеб режет Нёхиси, самое милосердное существо если не в целой Вселенной, то уж точно среди собравшихся здесь. И распечатывает новую пачку бумажных салфеток с веселыми осьминогами. И разливает по стаканам прошлогоднее смородиновое вино, которое теоретически, по науке, совершенно не сочетается с острым супом, зато отлично сочетается с жизнью в целом. А суп – это тоже жизнь.

– Вот это сейчас Тони вовремя забастовал, – говорит Стефан. – Не каждый день удается выпить с твоей руки.

– А каждый день вообще ничего делать не надо, – отвечает Нёхиси. – Мне недавно как раз рассказали, что если каждый день повторять одно и то же, пусть даже очень приятное действие, рано или поздно оно обязательно надоест. Я сперва захотел попробовать, интересно же, как это – «надоест»? Но мне объяснили, когда что-то надоедает, оно просто не приносит никакой радости. И я решил, ну его.

– Потрясающе! – восхищенно вздыхает Вечный Демон Виктор Бенедиктович, отхлебнув ложку супа и пригубив смородиновое вино.

Он редко бывает у Тони, очень уж занят, работает человеком, обыкновенным пожилым горожанином, двадцать четыре часа в сутки, ежедневно, без выходных, и вот прямо сейчас до него внезапно доходит, что это он зря. «Хватит уже убиваться на этой работе, – просветленно думает Вечный Демон Виктор Бенедиктович. – Мало ли что трудоголиком уродился. Надо избавляться от зависимостей и вредных привычек, развиваться, расти духовно, как-то себя изменять».

– Это не суп, а приворотное зелье, – смеется Кара. – О вине уже не говорю. Вот скажи на милость, как после этого заставлять себя хотя бы изредка ужинать в каких-то других местах?

– Силой? – подсказывает ей Тони. – Мужественно собрав волю в кулак? Героически стиснув зубы? Ай, нет, не пройдет у тебя этот номер, стиснув зубы, особо много не съешь.

– Да просто не приходя в сознание, – раздается пророческий глас с потолка. – Всегда так делаю.

Кара и Тони одновременно возводят очи горе с совершенно одинаковым непростым выражением: «Ты-то – дааа».

Таня из Граничной полиции, набегавшаяся за день и крайне удачно уснувшая прямо в этом кафе, куда зайти наяву вечно нет времени, печально смотрит то на стакан, то на присутствующее здесь начальство. Ей вот-вот заступать на дежурство, иными словами, переходить из этого в высшей степени приятного сна в суровое рабочее сновидение, а всем известно, что после выпивки черт знает куда можно заснуть. Но начальство ей сегодня приснилось какое-то на удивление добродушное и расслабленное, вдруг скажет, что немножко все-таки можно? Хотя бы просто попробовать это чудо-вино? И Стефан, наконец заметив ее терзания, действительно говорит:

– Да ладно, ничего тебе от Тониного вина не сделается. Во-первых, ты сейчас вообще дома дрыхнешь. А во-вторых, мы его еще прошлым летом допили. Строго говоря, это же скорей иллюзия, чем вино.

– Что совершенно не мешает нам всем периодически бывать от этой иллюзии на рогах, – напоминает глас с потолка. – Но ты пей спокойно, Татьяна. Вашей работе рога не помеха. Видел я твое начальство пару раз в страшных снах! И ты такая будешь, красотка. Попомни мои слова!