— Поправь мне прическу! — сказала она. — Нужно торопиться, иначе турнир певцов начнется без нас. А я, как ты понимаешь, не могу пропустить выступление Морира Серебряного. Я — большая любительница исторических баллад. Я их просто обожаю! Я без них жить не могу!

Кулон был крепко зажат у нее в кулаке, и пальцы, намертво его стиснувшие, не желали разжиматься.

Йора неслышно подошла и встала позади, глядя в зеркало прямо в глаза «золотой» Бретте.

— Я знаю, что это, — негромко проговорила она. — Слышала про такое…

Бретта промолчала.

— Это амулет вдовы. Если замужняя женщина станет носить его, то очень скоро ее муж… она снова станет свободной.

— Йора, — проговорила Бретта, в голосе ее скользнули опасные нотки. — Поправь мне прическу.

Та послушно взяла щетку и пригладила золотые волосы.

— Это Запретная магия, Бретта. Где ты достала этот амулет? Неужели в Доршате?

Йора бросила быстрый взгляд в сторону террасы.

— Твоя нянька… — Она прикусила губу. — Вот за чем она ездила в Лутаку… Бретта, знаешь, что тебя ждет, если станет известно, что ты пользовалась амулетом Запретной Магии? Подводная темница Драконьих скал! А перед этим тебя лишат всех титулов, которые гарантируют неприкосновенность! Это значит — пытки и смертная казнь!

Взгляд синих глаз, который она встретила в зеркале, был тверд.

— Мне жаль, что ты увидела амулет, Йора. Я не хотела втягивать тебя в это. Не хотела, чтобы ты знала лишнее. У меня и в мыслях не было делать тебя соучастницей! Но, чума все побери, у меня вылетело из головы, что сегодня твоя очередь помогать мне одеваться! Болтовня отвлекла меня, иначе первое, что я сделала бы — спрятала бы футляр! Когда ты его раскрыла… Йора, если бы ты прикоснулась к амулету хоть пальцем, то… нет, твой муж бы не умер, но… возможно, он тяжело заболел бы или… твоему семейному счастью грозила бы беда. А ведь я знаю, что ты счастлива.

Йора почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы:

— Зачем ты это сделала? На какой срок ты зачаровала амулет? Сколько осталось жить твоему мужу? Бретта, он был холоден к тебе, он бессердечный человек, возможно, но… разве это причина, чтобы…

— Йора… — Бретта по одному разогнула сведенные пальцы. — Убивают и по гораздо меньшим причинам. Почитай-ка летописи Белого Дворца! Мне уже все равно, жив Сайрас или нет. Когда-то я любила его… и если бы он меня любил, я была бы… ну, неважно. Но все повернулось иначе. И я должна быть свободна. — Бретта перевела взгляд на лежащий на ладони амулет. — Единственное, о чем я жалею, — это что ты оказалась замешана в эту историю. Извини.

Йора молча кивнула, глотая слезы. Бретта помолчала.

— Помоги мне расстегнуть платье, — приказала она. — Амулет вдовы нужно носить на голом теле.

Йора торопливо принялась расстегивать крючки сзади на платье Бретты.

— Вытри слезы, Йора. Успокойся. Нам пора идти на праздник, и мы должны быть веселы и оживленны. Улыбайся. Улыбайся и радуйся жизни!

С этими словами «золотая» Бретта надела цепочку амулета.

Сульг стоял на берегу, замерев, чувствуя на себе чужой взгляд и прекрасно понимая, какой отличной мишенью является. В любую секунду он готов был услышать свистнувший нож и броситься на землю. Но вокруг царила тишина, лишь журчала вода в речушке, промывая чистые разноцветные камни, легкий ветерок шелестел в кустах, да фыр-кши усталые лошади. Не поворачивая головы, Сульг незаметно огляделся. Никого… но норлок был абсолютно уверен: на берегу кто-то есть. Чьи-то глаза следили за ним так пристально, что почти прожигали одежду.

Он взглянул на берег: меч с тремя алыми камнями в рукояти лежал на галечной отмели, прикрытый сверху брошенной курткой. Всего несколько шагов — но Сульг знал совершенно точно, что сделать их он не успеет. Он смерил глазами расстояние до невидимого клинка Фиренца, прислоненного к камню, и выругался про себя.

Выждав еще немного, Сульг осторожно повернулся, стараясь не делать резких движений. Овражник, замерев под кустом, с приоткрытым ртом следил за хозяином. Сульг помедлил еще мгновение — кто бы ни затаился в кустах, он пока никак себя не обнаруживал — и сделал шаг к валуну, к которому был прислонен невидимый меч.

Длинная полосатая стрела с черно-серым оперением воткнулась под ноги, норлок вздрогнул.

В свое время он достаточно на них насмотрелся: длинные, раскрашенные черными полосами, с хищными шипастыми наконечниками. Даже обломав древко, почти никогда не удавалось вытащить наконечник из раны. Он помнил, как умирали его воины, получив в грудь стрелу с черно-серым оперением. Их смерть не была ни легкой, ни быстрой.

Он сжал зубы, остро ощутив свою незащищенность, и бросил взгляд в сторону кустов: те, кто прятался там, должны были в конце концов появиться. И он не ошибся.

Заросли с шорохом раздвинулись. На речной берег шагнули трое, рослые, настороженные, неуловимо похожие друг на друга: смуглые, с резкими чертами лица, с чуть приплюснутыми носами и длинными сильными руками. Двое из них держали в опущенных руках мечи с изогнутым, чуть сужающимся лезвием — когда-то Сульг имел возможность убедиться, как мастерски умеют обращаться с ними гоблины. У третьего в руках был лук: стрела с черно-серым оперением была нацелена в лицо норлока.

Сульг медленно и осторожно повернулся к гоблинам, незаметно взглянув на невидимый меч: шансы на то, что он успеет схватить клинок, прежде чем его пристрелят, были невелики. Краем глаза норлок заметил, как овражный гном при виде гоблинов сжался в комочек и оцепенел.

Они подошли ближе, сверля настороженными глазами чужака.

— Кто ты? — спросил лучник.

Сульг не сразу смог отвести глаза от стрелы, он не сомневался, что при первой же опасности гоблин отпустит тетиву.

— Я… — начал было он, но другой гоблин перебил его.

— Норлок! — прорычал он, сверля черными глазами Сульга.

Сердце Сульга стукнуло. Конечно, нечего было и мечтать, что гоблины не узнают норлока. У этого племени к норлокам давний счет… Он снова смерил расстояние до меча Фиренца и, держа в поле зрения всех троих, осторожно развернулся так, чтобы река оказалась за спиной.

— Норлок на нашей земле! — продолжал черноглазый гоблин. — Знаешь, что с тобой сделают, убийца гоблинов? Тебя живьем разорвут на части, чтобы каждому из нашего племени досталось по куску!

Сульг молчал, напряженно следя за каждым его движением. Гоблины редко ненавидят кого-то столь сильно и яростно, как норлоков, и впитывают ненависть с материнским молоком. Рассказ о том, с какой жестокостью был подавлен норлоками мятеж под Шармишем, детеныши племени заучивают с детства — так же, как и имя того, кто руководил подавлением мятежа.

Лучник оскалился, словно прочитав его мысли.