На ладонь легло лезвие опасной бритвы.

Смятение и ледяные уколы страха мешали дышать.

– Просто подержи это, – сказала Таня. Опустившись на колени, она положила руки ему на бедра. От прикосновения ее рук в такой близости от паха через все тело Джереми прокатилась горячая волна.

– Скажи, почему ты присоединился к нам?

– Чтобы… чтобы охотиться на троллей.

– Зачем?

– Ковбой. Он меня пригласил.

– И это все?

Джереми пожал плечами:

– Думаю, чтобы завести друзей. Особенно тебя, – добавил он, чувствуя, как по виску стекает капля пота.

– Меня. Точно. Я так и знала. Здесь все из-за меня.

Кроме Светлячка, подумал он. Но Светлячка сейчас здесь нет.

– Тролли причинили мне невероятную боль и страдания, – сказала Таня. – Вот почему мы их преследуем. С этого все и началось. Мы воздаем им. И прошлой ночью ты присоединился к нашему делу. Присоединился ради меня.

Джереми кивнул.

Она встала и начала расстегивать пуговицы рубашки.

Этого просто не может быть, думал Джереми. Не верю…

Он наблюдал, как ее руки медленно двигались вниз по желто-голубой клетчатой ткани, расстегивая пуговицы. Когда с последней было покончено, Таня скинула рубашку.

Сердце Джереми заколотилось, живот втянулся, член встал, при том, что анус и мошонка, наоборот, стянулись и буквально заледенели.

– Вот что они со мной сделали, – сказала Таня, когда рубашка упала на пол позади нее.

Она стояла перед ним, одетая лишь в белые шорты. Кожа ее золотилась от загара. Даже грудь. Большая, прекрасная, совершенная. В свете ламп она, казалось, блестела. Темные соски стояли торчком.

Розовый изогнутый шрам начинался прямо над левым соском. Он проходил по всей левой стороне груди и спускался дальше, вниз. Огромный, толщиной примерно с палец, бледно-розовый, блестящий, немного вздутый, он огибал край пупка и исчезал за поясом шорт.

Таня расстегнула шорты и спустила их вниз по бедрам.

Ее кожа там была гладкой и безволосой.

Страшный шрам спускался до самого лобка и ниже, где, казалось, разрастался еще шире, примерно на дюйм, и уходил прямо в пах.

– Разбитая бутылка, – сказала Таня.

Джереми кивнул. Ее слова доносились откуда-то издалека. Он не мог оторвать от нее глаз, чувствуя головокружение, потрясенный ее наготой, удрученный видом безобразного шрама и удивленный, что она показала ему себя.

– Те трое напали на меня в будке спасателей, – сказала она. – Тролли. Они там ночевали. Я пыталась отбиваться, но они сумели меня скрутить. Один из них разбил о мою голову бутылку вина. А потом они раздели меня.

– Боже, – пробормотал Джереми.

– Один из них сделал это, – она коснулась рубца в паху кончиком пальца и медленно провела им по всей длине шрама, через живот, ребра и грудь. – Он измазал меня всю своими слюнями, пока резал, а двое других держали. А потом он меня изнасиловал. Кряхтя и пуская слюни. От него несло перегаром, по́том и помоями. Когда он закончил, за дело взялись двое других. Один трахал меня в зад. Другой – в рот. Перед тем, как бросить меня там и уйти, они помочились. На меня. На мое лицо…

Она шагнула вперед, выйдя из лежащих на полу шорт. Ногой отбросила их в сторону. Опустившись на колени перед кроватью, она вытащила из-под нее несколько коричневых полотенец. Два из них она расстелила на ковре у ног Джереми, одно поверх другого, а остальные бросила рядом. Встав на расстеленные полотенца, она сказала:

– Порежь свою руку.

Джереми кивнул. Ему казалось, что он сошел с ума, слушая ее рассказ.

Он взял лезвие дрожащими пальцами левой руки. Прижал острый край к правой ладони. Хлынула кровь, и он зажал разрез, чтобы хоть немного сдержать ее.

Таня взяла у него бритву. Одно быстрое движение – и рядом со шрамом появилась тонкая красная полоса. Таня взяла окровавленную руку Джереми и прижала ее к надрезу на своем теле. Кровь тонкими ручейками стекала вниз по его руке, по Таниным ногам, капала на полотенце, впитываясь в него.

Таня так плотно прижимала к себе его руку, что Джереми мог ощутить рельеф ее мышц под кожей. Он пытался выгнуть кисть как можно сильнее, чтобы не прикасаться к шраму, но Таня направила его пальцы, раскрывая липкую и скользкую от крови плоть.

– Твоя кровь во мне, – прошептала она. Она тяжело и часто дышала. Она медленно терла его руку о свое тело. – Моя кровь в тебе. Ты мой… кровный возлюбленный. Скажи это.

Джереми услышал, будто бы со стороны, как повторяет эти слова.

Она повела его руку вверх, удерживая ее на шраме. Тот напоминал на ощупь узкую выпуклую ленту. Оставляя за собой кровавый след, рука Джереми скользила вдоль живота, ребер и наконец оказалась на груди. Под ее нажатием грудь выгнулась вверх и чуть в сторону. Сосок изогнулся, будто резиновый, когда палец Джереми прошелся по нему. Таня повела его руку выше, и Джереми встал на ноги. Его набрякший член был зажат в штанах, точно в ловушке.

Она поднесла его руку к своему рту. Поцеловала. Слизнула кровь. Глядя Джереми прямо в глаза, она взяла в рот его палец и принялась сосать и вылизывать его, пока тот не стал совсем чистым, после чего проделала то же самое и с остальными.

– Наша с тобой кровь, – прошептала она. Ее губы, щеки и подбородок были все заляпаны ею. Наконец Таня отпустила руку Джереми и вложила в его ладонь лезвие.

– Носи его с собой на память.

– Я никогда не забуду.

– Я знаю.

Достав из кармана носовой платок, Джереми завернул в него лезвие и крепко прижал ткань к ране.

– Иди домой, – нежно сказала Таня. – Увидимся завтра.

У него сдавило горло.

Он должен уходить?

Но он же так заведен! Не меньше ее!

Не могло все закончиться!

Внезапно он выпалил:

– Но разве мы не будем?..

Она приложила палец к его губам:

– Сначала ты должен проявить себя.

– Как?

– Со временем. Прояви свою стойкость. Свое мужество.

– Не сегодня?

– Не сегодня. Но, возможно, очень скоро.

В дверях спальни он остановился и посмотрел на Таню. Она стояла на полотенцах. Голая и измазанная кровью.

– Я люблю тебя, – сказал он.

– И я люблю тебя, Джереми.

Он оставил ее.

Дойдя до лестницы, он услышал слабые звуки музыки, смех и голоса троллеров внизу. Он задумался: стоит ли спускаться обратно и продолжать вечеринку?

Ему совершенно этого не хотелось.