из подземных источников. Мне было без разницы. Пропуская её через кусок ткани, я находил её пригодной для питья. В нашем положении этого достаточно. Я нашёл пару банок консервированных овощей, они валялись на полу, рядом с чьими-то вещами. Соседние помещения были пусты, ненужный хлам, мебель, одежда. Ничего действительно полезного. Мы остались в той комнатушке. Ежеминутно опасаясь, что нас найдут. Людей мы не видели. Да и не хотели видеть. В голове я придумывал один за одним план наших дальнейших действий и быстро отметал возможные варианты. Ни одного хорошего. Бесполезно… Я думал о мистере Пэне. Вероятно, он жив. Ведь кто-то выжил. Мы изредка слышали автоматные очереди. Один раз мне показалось, что взорвалась граната. Как-то ночью по коридору кто-то прошёл. Не знаю, сколько их было. Одиночка или группа, искали они что-то или убегали от опасности… Каждый раз отправляясь за водой, я боялся услышать топот ног и быть обнаруженным. Сара оставалась одна, но не надолго. Одному было быстрее и легче.

В то утро, если привычную уже темень за окном можно назвать утром, я выскользнул из нашей комнаты. Хотел попробовать взломать одну из дверей, что видел ранее. Вечером я нашёл кусок трубы и с его помощью надеялся открыть её. Вдруг там есть еда или вода. Мне нужно было действовать. Пробовать. Сидение в каменном мешке, с голодным желудком и постоянным чувством жажды вытягивало силы. Лишало надежды. Которой и так почти не было. Возможно, я делал это больше для того, чтобы показать дочери, что мы ещё боремся. Не сдаёмся и вот-вот найдём выход. Верил ли я сам при этом, неважно. Лучше действовать, делать хоть что-то.

Так вот. Ту дверь я смог открыть. Помещение за ней было мне знакомо. В полумраке угадывались массивные колонны, украшенные резьбой, на стенах полотна и холсты, некоторые из бумаги, всё в ярких красках. Куски ткани, развешанные словно гирлянды, на них письмена, древние тексты и в дальнем конце зала алтарь. Ну думаю, что это был он. Быть может, монахи называли его по-другому… Тут я вспомнил, что в это помещение можно было подняться из внутреннего двора по ступеням, там должны быть раздвижные двери. Стал пробираться. Почти наугад. Пыль, пепел, всё это ограничивало видимость. Колонны обрушились, другие потрескались. Крыша в одном месте обвалилась, рваные края кровли и балок, торчали как гнилые зубы чудовища, разинувшего пасть. Сквозь дыру плавно опускался пепел. Входные двери сорвало с петель. Они валялись тут же, в нагромождении мусора и камней. Я выглянул наружу. Монастырский двор. Строения. Кусок стены. Всё это очертания. Серые, развороченные, снесённые ударной волной. Покрытые щебнем и пеплом. Небо чуть светлее. Будто светится… Очень тихо, только едва уловимый шорох камня. Вдалеке идут люди. Приближаются. Подошли совсем близко, чтобы хорошо их рассмотреть. Но я смотрю только на одного. Мистер Пэн. Со связанными руками, чуть сгорбленный, но живой, здесь, рядом. Остальные из Сопротивления. Один из них кричит куда-то в сторону. Ему отвечают. Из обломков появляются фигуры. Карабкаются по камням, обходят завалы, руки подняты вверх, безоружные…

Я спрятался за краем стены и наблюдал. Было в этом что-то постыдное, вот так смотреть со стороны на происходящее. Не вмешиваться, только следить. Вижу, как двое солдат ведут к остальным женщину и ребёнка. Ставят их возле мистера Пэна. Грязных, еле стоящих на ногах. Они смотрят в пол…

Солдаты Метрополии появились неожиданно. Я краем глаза заметил движение совсем рядом от того места, где находился. А за секунду до этого голова одного из бойцов Сопротивления лопнула, как перезрелый плод. Взорвалась. У меня на глазах. Жуткая картина. Неправдоподобная… Затем началась общая свалка. Люди падали и больше не поднимались. Та женщина с ребёнком и мистер Пэн стояли в самом центре перестрелки. А те, кто был рядом, палили как безумные. Им отвечали тем же. Со всех сторон. Мистер Пэн подтолкнул женщину и жавшегося к ней ребёнка и бросился бежать. Они следом. Я слышал, как он крикнул им подниматься по ступеням. Пуля настигла женщину в начале лестницы, она споткнулась, сделала несколько шагов и упала. Мистер Пэн подхватил связанными руками ребёнка и совсем по-молодому резво, преодолевая за раз по две-три ступени, помчался вверх.

Он упал в паре метров от меня. На последней ступени. Пули попали ему в спину. Мальчик, а теперь я видел, что это мальчик десяти — одиннадцати лет, покатился по инерции дальше, почти к моим ногам… За ними не гнались. Просто подстрелили, когда они спасались бегством. Не военные, не солдаты. Женщина, ребёнок и старик…

Мальчика я взял на руки и со всей возможной скоростью поспешил прочь оттуда. Вернулся в «нашу» комнату. Сара, конечно же, не спала, услышала звуки перестрелки и проснулась. Я захлопнул дверь, усадил паренька на кровать и осел на пол. Его не задело. Сара прижала его к себе и заплакала вместе с ним. Глядя на них, прослезился и я…

Сид вздыхает.

— Вы знаете, сколько человек погибло в Юнхэгуне 15 числа?

— В документах сказано о двухстах-семидесяти шести… официально, — отвечаю я.

— Официально… только они гибли уже четырнадцатого и, конечно, пятнадцатого… и шестнадцатого и все последующие дни. Не только от Лучевого оружия. От пуль, увечий… жажды. Можно ли сказать, что кому-то из них повезло больше или меньше? Всякая ли смерть равна?

— Вы задаёте такие вопросы…

— Простите. Они адресованы не вам. Не думаю, что на них можно ответить однозначно. Тем более, тому, кто там не был… Я уверен лишь в одном. Есть большая разница между тем, сколько им было лет в тот, последний день. Смерть взрослого человека — ужасная вещь. Но когда погибло столько детей…«ужасная вещь» кажется слишком неподходящим выражением.

Я обвожу стеллажи с папками взглядом. Сид смотрит на меня. Также осматривает комнату.

— Я добился от нового правительства настоящей поисковой операции. Не только в Юнхэгуне. Везде. Поиски продолжаются до сих пор. Благо мы теперь поумнели. Я нахожу искренний отклик в сердцах людей. Как в розысках пропавших, так и в помощи потерявшим свои семьи и оставшимся сиротами. Этим мы пытаемся исправить общие ошибки…

— Сколько детей погибло в Юнхэгуне?

— Пятьдесят два.

— А скольким удалось спастись?

— Только одному.

Янис Анил

— Я хотел побыть один. Забиться в какую-нибудь щель и никого не видеть. Мне нужен был отдых, понимаете? Я просто устал. Морально и физически. По ночам мне снилась Мария. Она звала меня к себе. Там во сне, я начинал идти на её голос, но каждый раз просыпался на каменном