и заподозрит, то побоится обращаться к Стелле. Она ведь не знает о его вечерних отлучках, а если узнает – ему несдобровать. В отличие от Озрика, госпожа мажордом понимает, как опасно гулять вечерами по Изгарду, если ты многое знаешь о делах Академии. Такой недальновидности она своему доверенному лицу не простит. Озрику просто везло до сих пор, он расхрабрился, и мы этим воспользуемся. Потом подбросим его к воротам Академии – пусть слуги думают, что бедняга упился в хлам, и пособят ему, как они обычно это делали.

Конечно же, я услыхала в ответ, что это совершенно негодный план, но как ни вертелось у меня на языке признание, отчего в нашем положении уже поздно размышлять о чрезмерности риска, я упрямо молчала о побеге Сальватора. Озрик тщедушен и хил, повторяла я, стража редко появляется в этой местности, а нам нужно, в конце концов, узнать, от кого именно мы прячемся. Вскоре даже мне самой начало казаться, что речь идет всего лишь о некой беседе, самую малость неприятной для некоторых ее участников.

– Нам нужны веревка да фонарь, – нарочито легкомысленно описывала я предстоящее похищение. – Улизнем тихонько из дому, чтоб за нами не подался Искен, а вернемся еще до полуночи. Мало ли какие дела у магистра могут быть в столице? Может, он навещал родственников и засиделся в гостях?..

– У меня есть ключи от дома, – мрачно отозвался демон, и я поняла, что сопротивление его сломлено.

Глава 20, в которой Каррен со своими верными сообщниками похищает секретаря Стеллы ван Хагевен и причиняет ему немалый вред вопреки своим изначальным намерениям

Погода в тот вечер выдалась истинно осенней: моросил мелкий дождь, шумел над крышами и кронами деревьев ветер, несущий в город холода. Совсем скоро в Изгард должна была прийти зима, надежно запирающая все входы и выходы из теплых домов: с приходом морозов отменяются все планы повидать мир, приключения начинают казаться слишком суетным делом, а уж бегство в неизвестность и вовсе становится самоубийственной затеей. Следовало поторапливаться, пока вьюги и холода не сделали нас пленниками враждебного города – а вот насколько Изгард нынче опасен, нам предстояло выяснить у Озрика...

– Вы уверены, что он ходит в харчевню каждый вечер? Мы простудимся безо всякой пользы! – уныло бубнил Леопольд, постоянно чихавший и сморкавшийся.

Мы брели по пустынной улице, внимательно осматривая темные закоулки и тупики между дворами. Непогода распугала всех горожан, лишь теплый свет, льющийся из окон домов, указывал на то, что город обитаем. Большая часть уличных фонарей не светилась, подтверждая мою догадку насчет того, что городские власти демонстративно махнули рукой на кварталы, прилегающие к Академии. Чародеям и тем, кто с ними якшается, намекали на то, что их беды и заботы больше никого в городе не интересуют, пусть даже всем им суждено скопом провалиться в бездонную промоину посередь улицы или утопиться в переполнившейся сточной канаве.

Услышав далекий бой часов, я рассудила вслух, что Озрика высматривать еще рановато. Он показывался у порога харчевни часом позже, и вряд ли часто изменял этой привычке – я помнила секретаря Стеллы, как очень педантичного субъекта. А вот разыскать какой-нибудь пустырь поблизости следовало побыстрее. Пасмурные вечера вдвойне темны.

Наши изыскания вскоре увенчались успехом – улица, в начале которой стояла харчевня, упиралась в буйные заросли кустов над зловонной узкой речушкой. Дом, ближайший к этому диковатому месту, тоже выглядел заброшенным: ворота его покосились, а среди зарослей чертополоха, занявшего место цветников, вилась тропинка – эти развалины наверняка манили к себе бродяг, пьяниц и прочих прохожих, желающих уединиться по каким-либо причинам.

Мы протиснулись по очереди во дворик, осмотрелись и пришли к молчаливому согласию – то было прекрасное местечко для людей, лелеющих преступные замыслы. До ближайших соседей долетели бы разве что отголоски самых истошных воплей, а среди высокой сорной травы, у остатков садовой беседки был вытоптан небольшой, порядком замусоренный пятачок, в центре которого чернело кострище – наверняка, здесь не раз устраивались на ночлег неприкаянные бродяги, и криками да потасовками случайных прохожих тут было не удивить.

– Отлично, – сказала я с преувеличенным энтузиазмом. – Сюда-то мы его и притащим.

– И, как пить дать, наткнемся на компанию ночных бродяг, укрывшихся здесь от дождя, – кисло произнес Мелихаро, все еще не верящий в пользу от моей затеи.

– Да, это верно... – задумалась я. – Место могут занять. Что ж – оставим тут магистра Леопольда. Застолбим этот уголок.

– И как я, по-вашему, должен отгонять толпу головорезов? – возмутился чародей.

– Придумайте уж что-то, – мстительно отозвалась я, припомнив, как накануне Леопольд той же фразой отделался от моих упреков.

– Ладно, – неожиданно легко согласился магистр, поразмыслив. – Здесь можно укрыться от дождя, и я не промокну до нитки, выжидая этого проклятого Озрика у харчевни вместе с вами. А если кто-то сюда сунется, буду изображать перепившего гуляку, которого выворачивает наизнанку без остановки. Вряд ли кому-то придется по нраву подобное соседство.

– Изящное решение, – одобрила я, и мы на время попрощались с магистром, истинные мотивы которого я, конечно же, сразу разгадала – уж больно красноречиво булькали и позвякивали бутылки в его сумке.

* * *

– Это несусветная чушь, – сказал в сотый раз демон, наблюдая за улицей из подворотни, где мы уже довольно долго мокли под усиливающимся дождем. – Если этот парень достаточно разумен для того, чтобы не бродить по городу в такую дурную погоду, то нам чертовски повезет, помяните мое слово.

– Знаете, господин Мелихаро, – ответила я, кутаясь в промокший плащ, – в нашем положении говорить о каком-либо везении не стоит. Самым лучшим исходом будет тот, при котором мы доподлинно узнаем, насколько плохи наши дела.

– Быть может, они вовсе не плохи, – упрямо возразил Мелихаро, и я вздохнула с завистью: хотелось бы мне смотреть в будущее с подобной надеждой.

– Кто-то идет, – навострил уши демон, не дождавшись от меня ответа. – Я точно слышал, он ругнулся, поскользнувшись около той большой лужи на углу. А чуть раньше лаяли бродячие собаки...

Мы затаились, ожидая, пока неизвестный подойдет поближе к харчевне, вход в которую гостеприимно освещался фонарем, качающимся на ветру.

– Rажется, это он, – сказала я, и сердце мое замерло от волнения. Мне и самой было ясно, что наша затея безумна. Но теперь отступать