Так или иначе, Ирен – именно тот человек, которого нужно привлечь, если собираешься уволить болвана. Томмо Каррик устроил именно ту сцену, на которую я рассчитывал. Я, Адам и Ирен столкнулись с ним возле его трибуны в порту. Когда я сообщил, что его услуги больше не требуются, он оторвал трибуну от пола и приготовился избить меня ею. Ему бы это удалось, если бы Ирен не схватила его за пояс и не вытрясла дурь.

Каррик орал весьма замысловатые непристойности, пока Ирен несла его на вытянутых руках, словно ребенка в истерике, через туннели, складской двор и, наконец, туман Нового Вавилона. Хоть я затеял это не ради мелкой мести, не буду притворяться, что не наслаждался тем, как грубиян распластался на тротуаре. Он встал и снова кинулся на меня, но Ирен дала ему такую пощечину, что свернула нос набок.

Вскоре после этого я собрал людей и объявил, что алкогольного вора выявили и уволили. Люди слушали и, похоже, понимали, что теперь, по крайней мере, у них появилась возможность заявить о своей невиновности и мы можем начать все сначала. Надеюсь, это откроет двери для преобразований. Но подозреваю, что если попробовать такое еще раз, случится бунт. Однако если мне удастся сохранить доверие этих мужчин, я смогу завоевать доверие Голла. И после этого я убаюкаю его подозрения, заставлю поверить, что отказался от нее. А потом я собираюсь сбежать.

Я нашел чистую тряпку и что-то вроде мыла. Я вымыл кабинет и комнату, превратив их в островки здравого смысла. Завтра займусь складом. Если мои хроники на этом оборвутся, будущие читатели должны исходить из предположения, что в ходе инвентаризации мои люди меня линчевали.

16 сентября

С уходом Каррика у меня появилась обязанность просматривать исходящие манифесты и собирать подписи уходящих капитанов. Иногда замечаю нестыковки между тем, что объявлено в манифесте, и тем, что присутствует в трюме. Экипажи стремятся обойти налог Голла на экспорт и становятся все хитрее в методах контрабанды. (Я вспоминаю дни, когда носил деньги в ботинках, и смеюсь. Я был таким любителем, а ведь сокрытие – настоящий вид высокого искусства в башне.) Для борьбы с этой разновидностью недополученной выгоды требуются выборочные инспекции, и я стал свидетелем некоторых напряженных разговоров между моими стивидорами и помощниками капитанов.

Основный род занятий Нового Вавилона – производство водорода, газа столь же эфемерного, сколь и неустойчивого. Четыре других порта Нового Вавилона, все законные и работающие без сучка без задоринки, снабжают местные заводы железными опилками и серной кислотой. Для производства специальных емкостей, в которые заряжают сжатый газ, импортируют сталь. Эти стальные «барабаны» представляют собой топливо для воздушных кораблей и главную статью экспорта кольцевого удела.

Вездесущие приземистые, безоконные здания Нового Вавилона неспроста напоминают бункеры. Их сконструировали для того, чтобы удерживать газ и предотвращать случайные взрывы, а еще для того, чтобы защитить от аварий постройки, не связанные с фабриками. Здесь все время боятся утечки водорода, особенно учитывая регулярность, с которой в атмосфере возникает искра. Катастрофы, как ни странно, случаются редко.

Но эта благородная деятельность не описывает индустрию порта Голла. Нет, мы не настолько возвышенны. Мы – импортеры порока.

19 сентября

Приезжие капитаны и матросы называют Новый Вавилон Будуаром по удручающе очевидной причине. В уделе полным-полно борделей и баров, которые скрываются под безликими бетонными фасадами. Внутри этих бесцветных склепов… ну, если плакаты и листовки, которыми усеяны улицы, хоть в чем-то не врут, то развлечения там скучными не назовешь.

Ничто не угнетает меня больше, чем партии женщин, прибывающие еженедельно. Их лица похожи на витражи – жесткие и прозрачные. Они все потерянные. Финн Голл считает, что они ничем не отличаются от ящиков с апельсинами или бочек с пивом из Цоколя. Их добавляют в реестр, проверяют, на каком счету нехватка, и отправляют работать на сценах или в спальнях. У Голла есть свое собственное злачное место под названием «Паровая труба», куда он посылает самых презентабельных женщин. «Паровой трубой» управляет сутенер по имени Родион, с которым мне не хотелось бы встречаться, но я уверен, что однажды придется. Насколько я слышал, он опасен и амбициозен.

Портовые рабочие, конечно, экономят жалованье именно для таких развлечений. Я не наивен. Это старо как мир. Но как-то все печально. Думая об этом, я отворачиваю потрет М. лицом к стене. Но если мысли не уходят, как иногда случается, я снова поворачиваю ее к себе.

24 сентября

Мне удалось наконец составить точный список всех стивидоров, грузчиков, водителей, часовых и поденщиков, нанятых мистером Голлом для работы в порту. Четырнадцать тунеядцев пришлось уволить, и осталось всего пятьдесят два здоровых работника; восемнадцать из них совместители, которые также работают в более законных портах Нового Вавилона, таких как Гинсайд или Эрстмир. Из тридцати четырех работников с полной занятостью нет ни одного грамотного или способного на нечто большее, чем примитивный подсчет на пальцах. Если чего-то больше десяти единиц, для подсчета требуется два человека.

Адам, конечно, исключение. Он начитанный, надежный как арифмометр и обладает безусловным даром по части механического ремонта. Я обычно забываю о его относительной молодости и поэтому часто доверяю ему ту или иную практическую дилемму. (Никто никогда не говорит о несчастном прошлом или о чем-то еще, имеющем личное значение.) Мы преодолели ошибки нашей первой встречи, хотя он с подозрением относился к примирению, которое случилось так легко. Он перво-наперво пожелал выложить все карты на стол, прежде чем мы станем друзьями. И объяснил, почему ограбил меня через несколько часов после встречи.

Конечно, схему целиком и полностью придумал Финн Голл. Он настаивал на том, чтобы импортировать таланты с земли, потому что верил: такие люди будут умны, наивны и не связаны с его врагами. Короче говоря, им можно доверять. (По иронии судьбы, из-за собственной недоверчивости Голл никому не может перепоручить вопрос найма кого-либо на должность, по статусу превышающую грузчика.) Роль Адама в заговоре заключалась в выявлении изолированных, уязвимых и образованных туристов. Он должен был втереться в доверие, проводить их к месту «неожиданной» встречи с Голлом и, как только представится возможность, ограбить подчистую. Затем Адам доставлял личные вещи туристов Голлу, который, опять-таки якобы случайно, натыкался на бедолаг, оставшихся без гроша.

Потом нужно было лишь заставить туриста поверить, что Голл стал жертвой того же вора – что, как я могу подтвердить, создает мгновенную и удивительно сильную связь. Философия Голла подразумевала, что обработать следует множество кандидатов, а выбрать – самого надежного, и потому Адам ограбил очень-очень многих. Зная Голла, его убедительность и способность идти на крайние меры, я едва ли могу винить Адама за роль, которую он сыграл. Он всего лишь делал то, чего от него требовали. Разве я могу таить обиду?

Кроме того, Адам – единственный человек на складе, который не мечтает устроить мне несчастный случай со смертельным исходом. Я непопулярен среди работников. Они считают мои графики и порядки деспотичными и чрезмерными. Им никогда не приходило в голову, что переизбыток гниющего мяса и прочих продуктов является результатом плохого управления, или что скоплений транспорта можно избежать, или что деньги теряются из-за неправильных бирок. Для них гниющие бушели инжира, помятые крылья машин и испарение спирта – природные явления, по поводу которых можно только сокрушаться, не пытаясь их исправить.