Итак, порт и станция взвешивания тикают, как часы. Станционный дом опрятен, как библиотека, и автофургоны ездят с регулярностью приливов. Почти удалось убедить Голла в том, что я, капитан порта Том Сенлин, надежный человек, который доволен своим жалованьем и своей участью. Он считает, что я забыл про свой старый «священный поход».

Сегодня прибыл корабль с чудесным грузом. Сам капитан сопроводил на станцию четыре раскисших ящика. Он открыл один и показал мне слои соломы, упакованные вокруг корки льда – льда! – который он собрал сам на горном отроге, прежде чем отправиться в порт, не небесный порт, а честный океанский порт, и взять свой драгоценный груз: пятьсот устриц. Он вытащил одну рогатую раковину изо льда, чтобы доказать, что устрицы все еще плотно закрыты и благоухают морем. Он ловко взломал ее ножом и предложил мне попробовать мерцающий кусочек мяса. То, что раньше мне всегда казалось крестьянской едой, стало капсулой, в которой хранился мой потерянный дом и старая жизнь… Никогда в жизни я не ел ничего прекрасней.

Капитан покинул порт с королевской мошной, но после продажи сокровища в частный бар в портовую казну вернулось в два раза больше. Но что еще важнее, этот неотесанный, непримечательный капитан оставил меня с ясным откровением: человек с кораблем способен на любые чудеса. Если пять сотен устриц, самых хрупких существ, можно перенести из моря в сердце континента и не дать им испортиться, разве есть что-то такое, чего нельзя достичь с помощью корабля?

Что толку в деньгах? Их могут выманить обманом или угрозой, забрать на государственные нужды и украсть! Стоимость билета оставит на мели. Таможня ограбит. Мне не нужны деньги, чтобы купить проезд на корабле. Мне нужен корабль целиком, мой собственный. Пусть Голл думает, что я утратил настрой! Я полон решимости. Я ее найду.

Я собираюсь захватить корабль.

В конце октября в полдень Адам прокрался в кабинет капитана порта, скрестив руки и ссутулившись под гнетом страшной тайны.

Сенлин был слишком рассеян, чтобы заметить задумчивость друга, потому что тем утром он сделал увлекательное открытие. Счищая густую паутину с нижней стороны стола – корабельного носа, – он обнаружил спрятанный в выемке странный пыльный артефакт. Это был стальной прут, в ярд длиной и толщиной примерно с рукоятку метлы. Он оказался довольно тяжелым, но держать эту тяжесть в руках было приятно. Сперва Сенлин ошибочно принял штуковину за кусок водопроводной трубы, но она была не полой, а ее поверхность покрывали правильные кольца. Занявшись полировкой и сняв толстую пленку сажи и жира, Сенлин обнаружил, что между кольцами мельчайшими буквами выгравированы названия. Нет, не названия: пункты назначения. Между основанием стержня и первой линией было написано: «Генезис». Потом, над следующей линией: «Салон Альгез», а над следующей: «Купальни».

Это была модель башни, трехмерная карта!

Ему потребовалось полчаса, чтобы полностью очистить стержень, и еще полчаса – чтобы смазать и срезать несколько неприятных заусенцев. Всего было тридцать пять сегментов, и, хотя многие оказались без названий – или же те были намеренно испорчены, – девятнадцать секций имели четкие обозначения. Насколько Сенлин мог судить, буквы выцарапывали по меньшей мере три человека. Изумительно!

В пятом сегменте Сенлин нашел надпись, которую искал: «Кольцевой удел Пелфия, Престол Пеллов». Он тер аккуратные буквы с засечками большим пальцем, мысленно повторяя написанное, пока оно не превратилось в мантру. Кольцевой удел Пелфия, Престол Пеллов.

Государство носило имя человека, В. Г. Пелла, Графа, который обманул и похитил Марию. Сенлин впервые с волнующей уверенностью понял, где находится Мария.

Теперь, с наигранным безразличием, Сенлин показал другу стальной стержень, отполированный до блеска, и спросил:

– Ты такое раньше видел?

Адам закрыл тяжелую дверь, что покачивалась на петлях, расшатанных ежедневными визитами амазонки. Он рухнул в кресло перед столом Сенлина, с двух сторон подпертым огромными покосившимися шкафами с гроссбухами и рукописями, – так много бумаги, что Сенлин чувствовал себя застрявшим между страницами огромной книги, которая медленно закрывалась. Старая красная кожа кресла поскрипывала под беспокойно ерзающим Адамом.

– Это жезл воздухоплавателя, или аэрожезл, – сказал Адам, удостоив штуковину лишь беглым взглядом, словно такие тотемы были достаточно распространены. – Капитаны используют их для навигации.

– Аэрожезл! – одобрительно повторил Сенлин. – Впрочем, он не закончен, и похоже, что надписи на нем дополняли несколько человек. Полагаю, дополнения делались по мере открытия новых земель. Наверное, ему не один десяток лет! – С трудом оторвав взгляд от жезла и все еще не замечая очевидных страданий Адама, Сенлин продолжил: – Опять же, это свидетельствует о пользе грамотности. Необразованные люди не сумели бы сделать такие записи. Я вот подумал… – Сенлин покрутил тяжелым жезлом в воздухе. – Я собираюсь научить Ирен читать.

Несмотря на плохое настроение, Адам коротко рассмеялся:

– Идея – хуже не придумаешь.

– Почему? Я видел многих головорезов, которые преобразились благодаря умению читать. Ирен знает, что вокруг запечатлены тайны, невидимые для нее, потому что она не может читать. Она знает, как легко этим воспользоваться, знает, что невежество делает ее уязвимой, и поэтому компенсирует недостаток силой. Но она не может работать телохранительницей до глубокой старости. Однажды ей придется уйти на пенсию, и что она будет делать?

– Это благородная мысль, Том, но…

Сенлин поднял взгляд, и его глаза сузились от неожиданного беспокойства.

– Почему у тебя такое несчастное лицо? Ты заболел?

Адам приоткрыл рот и уставился в пол.

– Орга́н в «Паровой трубе» снова сломался, – сказал он, собравшись с духом, – и Родион позвал меня его починить этим вечером перед сегодняшним представлением.

– Ну, это…

Адам перебил:

– Он хочет, чтобы и ты пришел. Он хочет познакомиться с новым капитаном порта.

– А-а. – Сенлин быстро догадался, в чем причина душевного волнения Адама. Его расстроил не ремонт органа и не омерзительный сутенер Родион. В «Паровой трубе» выступала и жила Волета, и Адаму было стыдно, что Сенлин увидит «летающую девушку», его сестру, и ее унизительное положение.