Меня обижает, что он так называет меня. В глазах скапливаются слёзы, но я дрожащими пальцами обхватываю член. Мои губы касаются горячей головки, и в этот момент Лазарро ударяет меня по щеке. Охаю. Челюсть снова болит. Его член оказывается у меня во рту. Он входит в меня до основания, и я судорожно втягиваю носом кислород.

– Вот так. Тебе нравится, сука? Нравится быть на моём члене? Нравится им давиться? – рычит он, толкаясь в меня. По щекам бегут слёзы. Я безвольно разрешаю ему делать это со мной. Слюна собирается во рту. Член Лазарро двигается на моём языке. Он вновь наказывает меня, и сейчас мне так больно. Слюна капает мне на грудь. Я просто смотрю в накалённые яростью и ненавистью глаза Лазарро, пока он в полную силу входит в мой рот. Его пальцы до боли сжимают мои волосы. Мне противно. Я ничего не могу сделать. Ничего. Я просто подставляю свой язык и лишь шире раскрываю рот, причиняя себе боль, чтобы навсегда запомнить – он ублюдок, и ни о каких чувствах речи идти не может. Он хотел этого. Лазарро хотел поиметь меня, как шлюху. Только вот меня это не возбуждает. Ни капли не возбуждает.

Он дёргается всем телом и с силой давит мне на затылок. Носом упираюсь ему в лобок, пока он кончает. Словно в мусорное ведро. Я и есть это мусорное ведро. Он вытаскивает из меня член. Я чувствую привкус его спермы. Она осталась на моём языке. Сплёвываю её на траву. Лазарро застёгивает джинсы, но его член всё ещё крупный и словно стальной. Я знаю, что ему мало, и моя роль шлюхи ещё не закончена.

Поднимаюсь на ноги и хочется сдохнуть от унижения. Сейчас он именно унизил меня в моих же глазах. Он превратил меня в шлюху, заставив считать, что не важно, какой секс у меня будет дальше, он будет гадким. Не важно, будет ли это тёмная ночь и куча одеял на постели, не важно, будет ли это утро и стыдливо зажмуренные глаза, не важно… Он показал мне, что бы я ни делала, всегда буду чувствовать себя шлюхой. Никакие эксперименты в сексе теперь для меня недоступны.

Обхожу Лазарро, но он касается моей руки, и внутри всё взрывается от боли. Разворачиваясь, я изо всех сил даю ему пощёчину. Он отпускает мою руку и дёргается в сторону.

– Сейчас ты убил во мне женщину. Молодец. Если добивался именно этого, то поздравляю, ты заслужил медаль, – мёртвым голосом произношу.

– Ты, сука, ударила меня? – рычит он.

– Это меньшее, что ты заслужил. Хотя бы будешь знать, что такое насилие. Ты забыл, видимо, каково это – быть безвольной рабыней. Забыл, что такое получать удары по лицу и ломать себя из-за человека, который этого не заслужил. Ты всё забыл, я лишь напомнила, насколько ты противен. Пошёл ты, Босс. Своим насилием ты уничтожил во мне желание быть женщиной. Быть той, кто не важно, что сделает, но всегда будет шлюхой в твоих глазах. Всегда грязной и ничтожной в своих собственных глазах. Всегда будет смотреть на своё отражение в зеркале и желать изуродовать его. Ты меня изуродовал изнутри. Ты продемонстрировал мне, что свободы выбора в этом деле у меня нет и никогда не будет. И какой бы хорошей я ни была, всегда останусь шлюхой. Той, кого можно продавать. Той, кого можно лупить. Той, кого можно трахать в рот, потому что тебе так захотелось и срать ты хотел на её желания. Той, у кого якобы нет чувств и сердца. Но это ложь. У меня есть, только вот сейчас оно болит. Я не против, чтобы ты пользовался другими. Абсолютно не против. Ты меня не заслужил. – Иду к машине, стирая слёзы на щеках. Он не понимает, что натворил. Даже не догадывается, сколько грязи теперь внутри меня. Он ни черта не знает о женщинах и никогда не узнает, потому что сразу же ломает их. Пусть я не хочу больше быть женщиной для него, но когда-нибудь будет человек, который меня вылечит. Он будет. И он докажет мне, что я не шлюха. Этим мужчиной никогда не станет Лазарро.

Я даже больше не зла. Просто безразлично всё. У меня рот сводит от отвращения. Он просто поимел меня. Спустил, как в унитаз. Это отвратительно и больно.

Лазарро возвращается в машину и заводит мотор. Он тяжело вздыхает и поворачивает ко мне голову. Я резко поднимаю руку, даже не смотря на него.

– Не говори со мной. Не говори. Из твоего рта вырывается только грязь. Я когда-нибудь отмоюсь от неё. Меня отмоет другой, а ты, как был дерьмом, так им и останешься. Не разговаривай со мной. Мне плевать на то, что ты чувствуешь. Ты ничего не чувствуешь. Так вот и я тоже. Мне противны твой вид и твой голос, – сухо произношу и опускаю руку.

– Шлюха, – выплёвывает он. Это всё, что он может мне дать. Всё. Горько и больно.

Лазарро несётся по дороге. Мы едем в полном молчании, пока в моей груди вновь разрастается рана. Огромная. И я не знаю, что может её залатать. Между нами всегда что-то стоит. И он специально причиняет мне боль, как будто доказывая себе, что я шлюха. Не мне. Себе. Ему так проще видеть реальность. Проще причинять боль. Все вокруг шлюхи, готовые ублажать его. Его научили этому. Ему показали только это. А я уже устала твердить и требовать одно и то же. Устала от его ран. Он нанёс мне новые, не говоря уже о том, что он сделал меня мишенью для всех, и уж точно ничего он не испытывает, даже сожаления. Ублюдок.

Порой приходит время идти дальше. Это не означает буквально какие-то шаги, как мы привыкли их видеть. Это означает эмоции и изменения в отношениях. Кто-то, вообще, не собирается ничего менять, а кому-то это действительно нужно. И в такие моменты происходит конфликт интересов. Люди расходятся, потому что знают о том, что изначально не принадлежат друг другу. Расходятся из-за нежелания двигаться вперёд и из-за своих страхов. Люди просто расходятся и не всегда физически. Они расходятся мысленно. Стремятся к разным целям. Изменяют друг другу при выборе блюд и в выборе мест, куда планируют пойти. Они расходятся на другом, более высоком уровне, а это значит, что всё потеряно и невозможно вернуть, если у людей нет ничего общего. Они становятся чужими и обманывают, смотря друг другу в глаза и убеждая, что всё в порядке. Теряют время и свою жизнь на человека, который для них больше ничего не значит. К сожалению, не у всех хватает смелости уйти навсегда. Иногда это просто невозможно. И это не следование каким-то моральным принципам, а потому что идти некуда. Вот как мне сейчас. Выбора нет, и поэтому тебе приходится просто остановиться. Не развиваться. Умирать внутри. При этом ты теряешь и себя, и свою жизнь, которая перестаёт принадлежать тебе, и вот здесь наступает траур.

Мы едем очень долго. Молчим. В машине как витала атмосфера разлома, так и продолжает. Я не простила… не простила.

Нас окружает зелень. Мы оказываемся в каком-то небольшом итальянском, засаженным деревьями и цветами, городе, но проезжаем его не останавливаясь. Лазарро сворачивает в сторону моря и едет вдоль берега. Снова пробегают часы. Долгие и невыносимые часы тишины и непонимания друг друга. Тишина не нарушается, даже когда мы подъезжаем к высоким воротам. Они открываются так же спокойно, как и я жду продолжения своей жизни. Безразлично. Мы вновь едем вновь по густорастущему лесу. И это так странно, потому что совсем рядом находится море и, в принципе, здесь не должно быть таких деревьев. Мы въезжаем на невысокую гору, и я замечаю небольшой дом. Внутри него горит свет. Это обычный коттедж для отдыхающих, по крайней мере, я видела такие в журналах. Лазарро выходит из машины, а мне ничего не остаётся, как сделать то же самое. Он хватает сумки и по дорожке направляется к дому. Здесь всё аккуратно прибрано, красиво и без излишеств, как и внутри дома. Небольшая гостиная, совмещённая с кухней и столовой. Лестница, ведущая на второй этаж, куда и поднимается Лазарро. Он открывает дверь одной из спален и отходит в сторону, жестом приглашая меня войти внутрь. Я молча подчиняюсь, но хлопаю дверью прямо у него перед носом. Не нужна мне одежда. Ничего сейчас не нужно. Только бы помыться.