Лидия улыбнулась, а затем громко рассмеялась. Будущее Антонии, похоже, уже устроено. Поэтому перед отцом она больше не имеет никаких обязательств. Но у нее оставалось обязательство перед самой собой. Вот о чем ей надо думать в первую очередь.

На Лондон опустились сумерки, как будто мягкие холодные ладони укрыли его синеватой темнотой. Санберн, щурясь, вглядывался в небо сквозь стеклянные окна зимнего сада. На акациях уже набухли почки. «Вы знаете, от них идет такой сладкий запах». Санберн подумал, что прогнать ненужные мысли ему поможет порция джина. Он привык к вечеру уже быть немного навеселе. В тот памятный день, когда ему сообщили новость; как раз наступили сумерки.

Его отец даже не потрудился зайти к нему. Какой-то человек, чьего имени он так и не узнал, вручил ему письмо. Вот так он и узнал о случившемся.

Санберн перечитал письмо четыре раза. Потом принялся читать в пятый раз, однако смысл не укладывался у него в голове.

Муж Стеллы погиб от ее руки. Сама Стелла была сильно ранена. Она без сознания, и есть опасения, что не доживет до утра.

Удивительно, что в такой обыденный вечер могли происходить столь ужасные события!

Вспоминала ли Стелла о нем в эти минуты? Недавно сестра попросила его о помощи. Их разговор происходил в этой самой комнате. Он тогда не принял ее доводы всерьез, посчитал, что та просто не в себе после всего, что на нее обрушилось.

Санберн опустил взгляд на стакан с джином, который держал в руке. Почему же в это время дня он все еще трезв? Ведь в заходе солнца не было ничего радостного. Напротив, надвигалась мгла, от которой тускнели все краски природы. Сумерки были первым прикосновением ночи, приводящим за собой на землю тьму, которая постепенно поглощает ее целиком.

— Вы выглядите неважно.

Прозвучавшая оценка попала точно в цель, однако Джеймс не обернулся. В конце концов, разве он обязан всегда выглядеть хорошо? К тому же он в своем доме. Здесь он может делать все, что угодно.

— Как вам удалось проскользнуть мимо Гейджа?

— Вашего дворецкого? Он впустил меня сам.

— Потом напомните, чтобы я его уволил.

Лидия молча стояла за спиной Санберна. Это действовало на него подобно невидимой руке сумерек. Оно давило на него сильнее, чем любые слова, которые он слышал от этой женщины.

— Уйдите, — бросил Джеймс не оборачиваясь.

— Нет. Я должна с вами поговорить.

— В самом деле? — В голосе виконта прозвучал неприятный и злобный оттенок. — Удивительно. Разве вы умеете выражать свои мысли вслух?

Немного помедлив, Лидия ответила:

— Я не совсем вас понимаю.

Конечно, в этом-то и дело. Этой женщине нужны логика, правила, стрелки диаграмм. Голова ее работала так, что чувствам отводится второстепенная роль.

— Вижу, вы рассержены, — начал виконт. — Начинаете понимать мою правоту. Ведь ваш отец все-таки замешан в этих делишках. А вам никак не хочется заставить себя в это поверить.

— Я не сержусь, Джеймс. — Однако голос Лидии подрагивал. — Просто я считаю, что вы ошибаетесь.

— Вот как! Значит, вы явились сюда в надежде, что я пересмотрю свое решение. Или хотите предложить мне сделку?

— Вы все неверно поняли.

— Да нет, — возразил Джеймс. — Я понял вас прекрасно. Вы не хотите смотреть в лицо фактам.

Санберн принялся рассматривать стакан с водой. Изящный хрустальный стакан, изготовлен в Уотерфорде. Чувствительные подушечки пальцев уловили мельчайшие шероховатости поверхности хрусталя, ощутили приятный холодок. Точно такое же ощущение он испытал в детстве, когда жил на севере страны. Тогда выпал снег, и они со Стеллой начали бегать по сугробам, строить маленькие снежные домики, с увлечением лепить снеговиков, которые должны были отгонять нечистую силу. Конечно, они тогда изрядно замерзли, но были в полном восторге от своей игры.

Теперь та маленькая девочка находилась в тюрьме, запертая на замки, от которых у нее не было ключей. За ней наблюдали, ее кормили, присматривали, как за подопытным кроликом.

— Поймите, вы нужны мне, — прервала его мысли Лидия. — Не ради отца. Вы нужны мне, лично мне.

— Как печально! — невозмутимо отозвался Санберн.

Послышался шелест юбок, Джеймс почувствовал аромат духов Лидии, хорошо различимую смесь ванили и фиалок, лаванды и роз.

— Я действительно хочу предложить вам сделку, — сообщила Лидия.

Вода выплеснулась из стакана на руку Санберна.

— Как это великодушно с вашей стороны! Но я бы посоветовал вам обратиться к кому-нибудь другому.

— О! — Этот короткий возглас прозвучал как-то странно. Джеймс наконец взглянул на гостью. В следующее мгновение он понял, что по ее лицу уже давно текли слезы.

Выражение лица Лидии озадачило его. Вдруг Санберн ощутил, как невидимый кулак ударил его под ребра, да так, что защемило сердце. Он застыл от боли, не сводя глаз с молодой женщины. Темные волосы Лидии, словно нимб, обрамляли ее бледное лицо. Она стояла на фоне фиолетового неба, которое для него всегда было связано с ужасными воспоминаниями, от которых так хотелось освободиться.

— Боже мой, — промолвил Санберн изменившимся тоном. Лишь расслышав собственный голос, он понял, что сказал эти слова вслух. — Лидия, Бога ради! Можете рыдать где угодно, только не здесь. Пожалуйста, плачьте перед кем-то другим, кого могут тронуть ваши слезы.

— Я не в силах совладать с собой. — Она опустила голову. И Джеймс заметил прядь ее волос, прямую гладкую и белую, резко выделяющуюся среди черных пушистых волн, словно выброшенный флаг перемирия. Дыхание Санберна совсем остановилось, когда Лидия лбом уткнулась в его колено. — Я не могу отказаться ни от отца, ни от вас, — произнесла она тихим голосом, наполненным горьким страданием. — И я не знаю, как мне помочь вам.

На мгновение Джеймсу показалось, что он неверно понял смысл ее слов. Помочь ему? Такое ее признание было настолько неожиданным, что он даже рассмеялся.

— Да ведь это у вас неприятности, — заметил Джеймс. — Это вы ступили на самоубийственный путь. И поскольку меня не привлекает перспектива стать святым мучеником, то уж извините, если я не стану далее смотреть этот спектакль.

Лидия хранила молчание. Джеймс чувствовал ее дыхание — теплое, прерывистое. Оно словно пыталось вернуть его душу в бесчувственное тело, поднять ее на высоты, о которых он иногда забывал. Но что он мог добавить к сказанному?

— Я… доверяю вам. — Она шумно вдохнула воздух и, не скрывая дрожи в голосе, добавила: — Я верю в вас, Джеймс.

— Тогда вы просто дурочка, — мягко сказал Санберн. — Как вы можете всю жизнь оставаться такой наивной? Я ведь не сделал ничего, чтобы заслужить ваше доверие. — Он чувствовал, что с трудом выдавливает из себя слова. Они выходили неуклюжими и даже как будто царапали его горло. Произносить их было противно и трудно.